– Тогда давай ей поможем, я могу…
– Нет, слишком рискованно, пускай все идет по первоначальному плану, – настоял на своем маг. – Диана начнет действовать, затронет «Проект 107», Дор будет охотиться за ней и совершит ошибку. Мы выждем подходящий момент и только тогда ударим. Жизнь – жестокая штука: неопытная девушка, почти ребенок, – подсадная утка, а мы – проходная пешка, которая просто обязана незаметно пробраться в ферзи и поставить мат оставшемуся без защиты вражескому королю.
– Скорей уж козырная шестерка в рукаве шулера, – поморщившись, презрительно хмыкнул Конт, которого явно не устраивала перспектива отсиживаться в стороне, пока другие рискуют жизнями. – Тогда хотя бы сообщи ей правду, а то наврал с три короба про какой-то всемирный экономический заговор, тошно слушать было!
– А ты, значит, подслушивал? – укоризненно закачал головой маг.
– А ты ожидал от меня чего-то другого? Нет уж, с волками жить…
– Не продолжай, знаю. Да только я ведь ей не лгал, я никогда не лгу, просто порой не говорю всю правду…
– Далеко не всю… – Конт специально сделал ударение на слове «далеко». – В принципе это то же самое, что нагло врать, только совести потом немного спокойней. Да, Мартин?!
– Мы оставим все, как есть, – решительно произнес маг, ставя в разговоре жирную точку. – Если Диана узнает подноготную этого дела, то наверняка испугается и первым же рейсом покинет Полесье. Мы не можем так рисковать!
– Понял. – Хлопнув ладонями по коленкам, Конт поднялся с кресла и, не произнеся больше ни слова, побрел в сторону двери.
– Конт, обещай, что не будешь вмешиваться! Тридцать лет трудов коту под хвост пустишь! – прокричал ему Мартин след.
Великан ничего не ответил и, только остановившись у самого порога, медленно обернулся и, глядя на мага холодными, рыбьими глазами, произнес:
– Не буду, слово моррона!
Электронные часы показывали половину одиннадцатого. Ровно полтора часа назад в службе управления полетами старгородской аэробазы началась третья, ночная, смена, если, конечно, можно считать полноценными рабочими буднями промежуток времени с 21:00 до 5:00, в который никто не летает и даже метеосводки приходят с двухчасовым опозданием. Старший и единственный ночной диспетчер Марион Адарс скучал, высокоточное оборудование мерно гудело, помигивая в темноте разноцветными лампочками, а огромный монитор радара по-прежнему оставался чист.
Первые два часа всегда были самыми трудными, потом становилось легче бороться со скукой и одолевающей тело сонливостью, а где-то около трех часов утра Марион обычно засыпал, естественно, не забыв поставить будильник на 4:45. Ночью делать было нечего, суровая и бдительная охрана аэробазы не пропускала в здание службы гостей, а зловредный начальник, которому Адарс две недели назад имел неосторожность сказать что-то не так, приказал убрать из центра управления полетами старенький телевизор. Чтение книг, как, впрочем, и другие интеллектуальные развлечения, быстро утомляло старшего диспетчера, однако находчивый ум все-таки нашел достойное применение пропадавшим напрасно силам. Каждую ночь Марион вешал на стенку фотографию начальника службы, брал миску с вишней и, медленно раскачиваясь взад-вперед на скрипучем кресле, стрелял косточками по широко улыбающейся физиономии тирана, деспота, самодура и сатрапа. Судя по кучности выстрелов и по износу порозовевшей фотографии, упражняться в стрелковом деле Адарс начал задолго до того злосчастного дня, когда у него отобрали телевизор.
Еще лет десять назад, когда Марион только начинал службу стажером, подобное развлечение было невозможным по крайней мере по двум причинам: спелую вишню зимой в Полесье было недостать, да и самолеты летали гораздо чаще. Лишь три года назад зимой в магазинах стали появляться свежие фрукты, а ночная смена превратилась в никому, по большому счету, не нужную формальность, в утомительную отсидку единственного сотрудника среди пустых стен погруженного в полумрак зала. Между этими событиями, казалось, не было никакой взаимосвязи, но Марион чувствовал в простом совпадении хитрый, запутанный заговор враждебно настроенных сил, заговор против независимого полесского государства и лично него, престижность работы которого резко упала на сто двадцать семь пунктов в полесском рейтинге профессий и, естественно, зарплат.
Он по-прежнему оставался высококвалифицированным специалистом, способным мгновенно разобраться в самой сложной аэрокарте, посадить самолеты при любых погодных условиях и безошибочно вычислить поправку на ветер, но вот друзья почему-то от него отвернулись, а оскудевшего жалованья стало едва хватать, чтобы свести концы с концами. Радужные надежды юности решить квартирный вопрос, обзавестись семьей и позабыть, что такое «дотянуть до получки», мгновенно растворились, как дым, затерялись где-то среди изобилующих экзотическими овощами и фруктами магазинных прилавков.
От гудения неожиданно заработавшего зуммера у Адарса дрогнула рука. Вишневая косточка отклонилась от намеченной траектории и угодила вместо сизого носа начальника в лампочку аварийного освещения. К счастью, крепкий плафон выдержал удар и не разбился, а то бы Мариону пришлось резко сократить рацион поглощаемого кофе и перейти на самый дешевый сорт сигарет, считавшийся неприличным даже в среде нищих сотрудников аэробазы.
«Опять схему процессора закоротило! – подумал Адарс, глядя, как на радаре появилась и медленно поползла к центру маленькая зеленая точка. – Надо бы все-таки дождаться прихода техника и заставить его поменять блок. Мне плевать, что у него нет деталей и настроения работать, больше я мучаться не могу!» Однако проведенное исключительно ради успокоения совести сканирование при помощи резервной системы неожиданно привело к положительному результату. Радар не дал сбой, к старгородской аэробазе действительно приближался неопознанный самолет класса «Д» или «Е». «Удаленность 400, высота 9700, скорость примерно 1100–1250, – быстро вычислил Марион, исходя из промелькнувших на мониторе рядов цифр и колеблющихся графиков траектории. – Идет прямо на нас, снижается, если и дальше пойдет без изменений курса и скорости, то через двадцать одну минуту будет над посадочной полосой».
Прежде всего в голову ночного диспетчера пришла абсурдная мысль, что его решили подставить, и, в надежде, что он проспит, заблаговременно не предупредили об изменениях планов полетов. Однако, согласно данным компьютера, эта ночь, как, впрочем, и все остальные на месяц вперед, была совершенно пуста: ни одного приземления, ни одного взлета. Предварительной договоренности о посадке не было, и это могло означать лишь одно: приземление было вынужденным, с самолетом в воздухе случилась беда, и теперь пилот пытался дотянуть до ближайшей аэробазы.
