Но каким-то образом, поддерживая друг друга и не сдаваясь, мы ухитрялись практически невредимыми проходить через все испытания. И вот в один прекрасный день я убил Дженгуса, и кошмар закончился.
Честно говоря, я был лучшим бойцом, чем Мэлрей. Я разрабатывал стратегию, я обучал солдат. Уже в то время я отличался незаурядными полководческими способностями. Мэлрей же брал пылом, натиском, страстностью натуры. Он был сильнее меня, и если вспылит, никто, никакая сила не могла принудить его вложить меч в ножны. Однажды утром он и еще несколько человек поскакали на окраину поместья, проверить приготовленные для Дженгуса ловушки. Дженгус уже поджидал его. По численности его отряд в три раза превосходил отряд Мэлрея. На месте брата я поспешил бы унести ноги. Я не стал бы рисковать жизнью, которая могла пригодиться мне и в завтрашнем сражении.
Мэлрей был не таков. Он остался и принял бой. Он устал от войны. Он мечтал, чтобы она наконец кончилась. Мы оба мечтали. Но он чувствовал это острее, чем я. Мэлрею было уже под тридцать. Наверное, ему хотелось того, чего хочется любому мужчине в этом возрасте: жить мирной спокойной жизнью, иметь жену, детей.
Пробило полдень, а Мэлрей все не возвращался. Я отправился на поиски и довольно скоро выехал на поле битвы. Мэлрей лежал на вспаханной нами земле, из раны на бедре текла кровь. Дженгус стоял рядом и готовился перерезать ему горло. — Райвис беспомощно развел руками. — Сам не знаю, что произошло потом. Мне рассказывали, но я и верил, и не верил. Помню только, что волна гнева накрыла меня с головой. Мэлрей был моим вторым «я». Больше никого и ничего у меня не было. А Дженгус собирался отнять его у меня.
Говорят, я ринулся к нему через поле. Четыре человека погибли под копытами моей лошади. Двоим я раскроил череп, двоим переломал ребра. Одни говорят, что я истошно вопил. Другие — что был нем как рыба. Я же чувствовал только тяжесть меча в руке и страх потерять Мэлрея в сердце.
Дженгус не успел даже выпрямиться. Я обезглавил его одним ударом.
Тесса зажмурилась и, чтобы не вскрикнуть, зажала рот рукой.
— А потом я не мог остановиться, пока не перебил всех людей Дженгуса. — Теперь Райвис говорил тихо, почти смущенно. — Мэлрею пришлось силком оттаскивать меня от трупа последнего солдата. Бедняга был давно мертв, а я все рубил и рубил его. Не знаю, что нашло на меня, что со мной сталось. Но думаю, что, когда Мэлрею удалось прекратить это, было уже слишком поздно.
С того момента события начали развиваться со стремительной скоростью. Дженгус всегда был главным нашим врагом, и с его смертью практически сразу отпали и все прочие притязания на поместье Бурано. Саварикс перестал беспокоиться о безопасности своих границ; Росимина не могла найти новых ходатаев: все судьи в округе устали от нее. Короче, от Бурано отступились все обладатели завидущих глаз и загребущих рук.
Тесса заметила, что начинает темнеть. Сколько же часов он говорил? Она сказала:
— Итак, вы победили?
Райвис рассмеялся полным горечи смехом:
— Только не я. Я не выиграл ничего. Победил один Мэлрей.
Через месяц после окончания войны, когда юристы наконец признали за нами право на поместье Бурано, он пошел против меня. Мой брат, которого я боготворил и за которого сражался семь лет, пошел против меня. Он заявил, что своим поведением тогда, в последней битве, я все испоганил. Заявил, что я весь пропах кровью, как хищный зверь. Заявил, что не желает видеть меня в своем доме. В своем доме!
Руки Райвиса тряслись, все тело его ходило ходуном.
— Он сказал, что отцовское имение теперь его, а дележка приведет к разорению. Сказал, что вести хозяйство — не мое дело. Сказал, что я, мол, создан для войны. И посоветовал отправляться на войну. — У Райвиса вдруг упал голос. Он точно сам не мог поверить в то, что рассказывал. Он был похож на ребенка, который схватил что-то красивое, блестящее — и обжегся. — Мэлрей предложил мне пятьсот золотых и указал на дверь.
У Тессы защипало глаза. Она погладила Райвиса по руке:
— Мне так жаль...
Райвис дернулся, точно она на него кислотой плеснула, вырвал руку и повернулся к Тессе спиной.
— Не надо меня жалеть, — бросил он, — я еще отомщу.
* * *
Эмит заметил на углу компанию пьянчуг и поспешил перейти на другую сторону улицы, чтобы избежать встречи с ними. Он нес пару горячих омаров, завернутых в промасленную тряпку. Если выпивохи учуют их, матушке сегодня не придется отведать своего любимого блюда.
А матушка обожает омаров. В тот раз она нарочно сказала Марселю Вейлингскому, что у нее от них живот болит. Ей просто не понравилось, как он выспрашивает о Тессе. Матушка мастерица на такие вещи — не то что он. Ну и хорошо. В доме нужен человек, способный выпроводить нежеланного гостя за дверь. Марсель, впрочем, неплохой человек. Но вопросы он задает таким не терпящим возражений командным тоном настоящего финансового воротилы, что просто теряешься и волей-неволей выкладываешь ему много лишнего.
То есть он, Эмит, выкладывает. С матушкой этот номер не пройдет. Еще никому не удавалось заставить ее проболтаться. Не родился еще на свет такой человек.
Эмит с улыбкой прижал сверток с омарами к груди. А то еще чего доброго остынут, пока он доберется до дому. Матушке нечасто приходится кушать омаров. Еще реже они являются к ней прямо на дом очищенными и горячими — бери и подавай на стол. Это будет приятный сюрприз. Может, она даже развеселится немного.
После отъезда Тессы матушка чувствует себя такой одинокой. Конечно, она старается скрыть это. Только в то утро матушка начистила столько рыбы и лука, что хватило бы на целую гору запеченной сельди. Но его не так просто провести. Он заметил, каким взглядом смотрела она в огонь, как смахивала слезинки — впрочем, матушка ведь чистила лук, конечно, все дело в луке.
Матушке недостает Тессы. Они оба скучают по ней. Тесса полна жизни, и она сильная, очень сильная. Без нее в доме стало пусто.
Эмит все перепробовал, чтобы хоть самую малость развеселить матушку. Прошлым вечером он откупорил их вторую по качеству бутылку арло, зажег восковые свечи вместо жировки и играл на скрипке ее любимые мелодии. Он не бог весть какой музыкант, но для матушки это не имеет значения. Внутренним слухом она слышит не его пиликанье, а пение ангелов. Это матушка сказала ему много лет назад. А таких вещей Эмит не забывал.
Однако на этот раз от музыки она только еще сильней загрустила. Поэтому Эмит решил, что сегодня он устроит импровизированный праздничный ужин: омары и парочка глотков берриака из заветного бочонка, что хранился в погребе на случай болезни или приезда почетных гостей. И никакой музыки. Они просто поболтают. Еще матушка любит, когда ей читают вслух. У Эмита еще остались кое-какие книги мастера Дэверика.
