– Птица?..
– Мерлин! В чем дело? – донеслось откуда-то сверху.
Я поднял глаза на Сухая, тот спускался по хрустальной лестнице сквозь пелену дрожащего света; позади было небо, полное звезд.
– Просто ищу птицу, – ответил я.
– Ага, – сказал он, достигнув пола и переступив пелену, которая сразу убралась из этого плана бытия, захватив с собой лестницу. – Какую-то особую птицу?
– Большую и черную. Из рода говорящих.
Он покачал головой.
– Я могу послать за такой, – предложил дядя.
– Эта – особенная, – сказал я.
– Жаль, что ты потерял ее.
Мы вышли в коридор, я повернул налево и первым зашел в гостиную.
– Козыри разбросаны, – заметил мой дядя.
– Я работал с одним, а карта стала черной и из нее вылетела птица, кричащая: «Запрещено!» В этот момент я их и рассыпал.
– Тот, кто на той стороне, либо любитель розыгрышей, либо заколдован.
Мы присели, Сухай помог мне собрать колоду.
– Скорее последнее, – сказал я. – Это была карта моего отца. Долго я пытался обнаружить его и сейчас подошел ближе всего. Я действительно слышал его голос, там, в темноте, перед тем как вмешалась черная птица и прервала связь.
– Наверное, он заточен в темное место, возможно, к тому же магически охраняемое.
– Конечно! – воскликнул я, сложив колоду и убирая ее в коробку.
Ничто не в силах повелевать Тенью в местах абсолютного мрака. Мрак так же надежен, как слепота, когда нужно устранить у кого-то нашей крови саму возможность побега. Это хоть частично объясняет мои трудности. Некто, желающий держать Корвина вне игры, обязан держать его в очень темном месте.
– Ты когда-нибудь встречался с моим отцом? – спросил я.
– Нет, – ответил Сухай. – Я слышал, что он нанес короткий визит во Двор в конце войны. Но сам не был знаком.
– Ты слышал что-нибудь о том, что он здесь делал?
– Полагаю, присутствовал на встрече со Свайвиллом и его советниками вместе с Рэндомом и другими повелителями Амбера, когда они готовили мирное соглашение. После чего, как я понимаю, он пошел своей дорогой, и я понятия не имею, куда она могла его завести.
– В Амбере известно не больше, – сказал я. – Не знаю… Он убил вельможу – лорда Бореля – где-то в конце последней битвы. Есть вероятность, что родичи Бореля могли отомстить отцу?
Дядя дважды щелкнул клыками, затем поджал губы.
– Дом Драседки… – задумался он. – Думаю, нет. Твоя бабка была из Драседок.
– Знаю. Но я с ними практически не общался. Некоторые расхождения с Онтравой.
– Путь Драседки – война, – продолжал он. – Славные битвы, воинская честь и все такое. Чтобы в мирное время таить злобу за то, что случилось во время войны – нет, не представляю я их такими.
Припомнив рассказы моего отца, я спросил:
– Даже если они считают убийство не совсем честным?
– Не знаю, – сказал он на это. – Трудно угадывать позиции в таких специфических вопросах.
– Кто сейчас глава Дома Драседки?
– Герцогиня Белисса Крипчель.
– Герцог, ее муж – Ларс… Что с ним случилось?
– Он погиб в битве Падения Образа. Полагаю, его убил принц Джулиан из Амбера.
– А Борель был их сыном?
– Да.
– Ну и ну. Уже двое. Я и не представлял себе…
– У Бореля два брата, сводный брат и сводная сестра, куча дядей, тетей, кузенов. Большое семейство. И женщины Драседки удалью не уступают мужчинам.
– Ну конечно. Есть даже песня: «С Драседкой-девицей не стоит водиться»!.. Можно как-нибудь выяснить, общался ли Корвин с ними, пока был здесь?
– Попробую слегка поспрашивать, хотя прошло столько времени… Воспоминания стираются, следы остывают. Все не просто.
Сухай покачал головой.
– Сколько еще до синего неба? – спросил я его.
– Не так много.
– Тогда мне пора отправляться в пределы Мандора. Я обещал брату позавтракать с ним.
– Увидимся, – сказал Сухай. – На погребении, если не раньше.
– Да. Полагаю, мне следует умыться и переодеться.
Я совершил переход в свою комнату, где вызвал таз с водой, мыло, зубную щетку, бритву, а также серые штаны, черные пояс и сапоги, лиловые перчатки и рубаху, плащ цвета антрацита, клинок и ножны. Приведя себя в порядок, я совершил переход через лесную поляну в приемную. Оттуда вышел на магистраль. Потом четверть мили горной тропой, внезапно упершейся в расщелину; я вызвал пелену, чтобы пересечь ее. Затем я направился прямо в пределы Мандора, одолев, может, сотню ярдов голубым пляжем под двойным солнцем. Повернул направо, пройдя под памятной каменной аркой, быстро миновал поле пузырящейся лавы и проник сквозь стену черного обсидиана, за которой мне открылась славная пещера, далее по маленькому мостику, наискосок через кладбище, пару шагов по Краю и, наконец, на приемную площадку пределов.
Сплошная стена слева от меня была создана из тягучего пламени, а то, что справа, – был путь безвозвратный; свет осенял борозду дна морского, где копошились блестящие твари, пожирая друг друга. Мандор в человеческом облике сидел прямо перед книжным шкафом, облаченный в черное и белое, ногами упираясь в черную же оттоманку; в руках экземпляр «Прославления» Роберта Хасса, который я дал ему.
Подняв глаза, он улыбнулся.
– «Гончие смерти страшились меня». До чего же славная строчка! Как тебе в этом обороте?
– Выспался наконец-то, – сказал я. – А ты?
Он встал, положив книгу на маленький столик без ножек, парящий поблизости. Тот факт, что Мандор явно читал эту книгу специально к моему приходу, ничуть не умалял похвалы. Он всегда был таким.
– Вполне прилично, спасибо. Позволь мне тебя накормить.
Он взял меня за руку и повел к огненной стене. Та расступилась, когда мы приблизились, и наши шаги прозвучали в пространстве на миг воцарившейся темноты, почти сразу перешедшей в узкую тропинку – свет проникал сквозь свод ветвей над нашими головами, по обе стороны цвели фиалки. Тропа привела к вымощенному плитняком патио с бело-зеленым бельведером на дальнем краю. Несколько ступеней, и мы поднялись к отлично сервированному столу, тут же, под рукой, стояли запотевшие кувшины с соками и корзины с горячими булочками.
Жестом Мандор усадил меня. По мановению его руки рядом со мной появился кофейник.
– Я гляжу, ты запомнил мою утреннюю слабость, которую я подхватил в Тени Земля. Спасибо.
Кивая, он едва заметно улыбнулся и сел напротив. Щебет незнакомых мне птиц доносился с деревьев. Ласковый ветерок шуршал листьями.
– Что ты намереваешься делать в эти дни? – осведомился я, наливая себе кофе и разламывая булочку.
– Обозревать сцену главным образом, – ответил он.
– Политическую сцену?
– Как всегда. Хотя недавний опыт в Амбере заставляет меня рассматривать ее как часть большего расклада.
Я кивнул:
– Твои расследования с Фионой?..
– И это тоже. Они пришлись на очень необычные времена.
– Я обратил внимание.
– Похоже, конфликт Образа и Логруса проявляется в мирских делах так же, как в масштабах космических.
– У меня аналогичное ощущение. Но здесь я пристрастен. Меня недавно включили в космическую партию, не объясняя правил. Я прошел от начала до конца и дергал за каждую веревочку, что подворачивалась, пока не понял – все мои усилия просто часть их большой игры. Мне такое не по душе, и, если появится возможность повернуть все вспять, я воспользуюсь ею.
– Гм-м, – произнес он. – А что, если вся твоя жизнь была обучением дергать за веревочки?
– Я бы не обрадовался. Полагаю, я чувствовал бы себя так же, разве что более напряженно.
Мандор взмахнул рукой, и передо мной предстал изумительный омлет, сопровождаемый чуть задержавшимся гарниром: жареный картофель с чем-то похожим на смесь лука и зеленого чили.
– Все это лишь предположения, не так ли? – сказал я и приступил к еде.
Здесь последовала длинная пауза, пока мы жевали.
– Вряд ли, – наконец отозвался Мандор. – Я думаю, Силы уже долгое время проявляют активность, и мы приближаемся к эндшпилю.
