Сын Снежного Вихря планировал высоко над зелёной долиной, затерянной в самом сердце Небесных скал. Сверху она походила на отпечаток гигантского копыта и поблёскивала зеркалами озёр. Здесь никогда не появлялись люди, сюда не было дорог, и о существовании этого места, защищённого от ветров стенами серых скал, знали только Крылатые.
Здесь жили Матери. Здесь появлялись на свет жеребята и росли под опекой кобыл до трёх лет, пока не становились на крыло.
Взрослым жеребцам не дозволялось опускаться в долину, пока Матери не приходили в охоту, но и тогда эта честь выпадала далеко не всем. Вороной кружил под самыми облаками и ждал.
Наконец внизу показался тёмный силуэт. Он медленно поднимался, обрастая деталями по мере приближения: стали видны короткие крылья, пёстрый круп и вытянутая в неимоверном усилии шея. Матери летали плохо и неохотно, а с возрастом и вовсе теряли эту способность.
— Зачем ты здесь? — Мысль пегой кобылы-Матери была нечёткой из-за вязкого шума эмоций, которые она и не старалась сдержать.
— Снежный Вихрь прислал меня узнать, всем ли довольны Матери? Нет ли у них пожеланий? И просил передать привет Солнечному Лучу, если она будет в настроении его вспомнить, — учтиво ответил вороной, сохраняя между собой и кобылой ту дистанцию, которую она установила. Они кружили над центром долины, словно люди в парном танце.
— У Матерей нет имен. Почему он не прилетел сам, как обычно? — недовольно осведомилась кобыла.
— Снежный Вихрь больше не летает, уважаемая Мать, — ответ вороного, против воли, наполнился печалью. — Теперь его крыльями буду я, его сын.
Мать фыркнула, не приближаясь, но достаточно громко, чтобы его чуткие уши уловили этот знак неодобрения.
— Я сообщу Матерям о переменах. Здесь всё в порядке. Выжеребка завершилась удачно. Тридцать восемь жеребят. Двадцать шесть жеребчиков, двенадцать кобылок. — Мысль Матери потеплела на миг, но потом она продолжила, уже резче: — Ты можешь убираться, сын Снежного Вихря. И поскорее.
Пегая кобыла теряла терпение. Инстинкт велел ей гнать жеребца прочь, но вместо этого она сама, оборвав разговор, стала снижаться. Так резко, что вороной вздрогнул, вообразив, что куцые крылья не удержат плотненькое тело, и Мать разобьётся. Но она благополучно приземлилась, снова став одной из тёмных точек на зелёном ковре долины.
Крылатый вздохнул с облегчением и быстро покинул воздушные границы материнского табуна. Кобылы-Матери вовсе не были беззащитными. Дерзкого жеребца, посмевшего вторгнуться на их территорию без зова, скорее всего, ждала крайне неприятная смерть от зубов и копыт четырёх десятков разъярённых кобыл. А вступить в схватку с Матерью, даже защищаясь, не посмел бы ни один жеребец.
Он распахнул крылья, поймал подходящий воздушный поток и понёсся на юг стремительной тенью. Его целью были острова в Великом море.
Служить глазами и ушами отца и его всадника оказалось вовсе не так скучно, как он представил себе поначалу. Но эта служба, несомненно, нужная старикам, никак не могла заменить вороному то, к чему стремилось его сердце. Он по-прежнему желал стать Стражем, но без всадника это было невозможно…
На островах лорда Тергеша он ещё не бывал. «Может быть?», — зудела в голове беспокойная мысль. Он думал так всякий раз, прилетая в незнакомое место. «Может быть, всадник ждёт именно здесь?» И пусть надежда продолжала обманывать вороного, он продолжал надеяться.
***
Чара сбивала с дерева дикие круши, сидя на узловатой, качавшейся под её весом ветке, а Лорд Всезнайка собирал их в мешок. Его растрёпанная голова мелькала в просветах между желтеющими листьями.
Прошла всего четверть Луны после нападения лихих людей на фургон Триш, а они были уже далеко от того ужасного места. Очень скоро они покинут Земли Анар в своём путешествии к Антраксу, если воспоминания Чары о карте лорда Инур были верны.
— Всё, Чара, хватит! Слезай, — позвал её долговязый Югорь, прекратив кланяться каждому упавшему фрукту.
Лентюх, который с трудом протащил между деревьями маленькую двухколесную тележку прямо по кочкам и выпирающим корням, вздрогнул. Он вскинул голову на окрик Лорда Всезнайки и настороженно прядал ушами, пока Чара с треском спускалась вниз. Покорный меринок теперь побаивался деревьев.
Чара повисела, раскачиваясь, на нижней ветви и спрыгнула на землю. Конечно, сбить круши с дерева она могла, устроив «случайный» порыв ветра, но рисковать было незачем.
Лорд Всезнайка вышагивал впереди неё к тележке, высоко вскидывая свои тощие длинные ноги. Чара улыбнулась — он всё ещё привыкал к тому, что больше не косолапил. Оказалось, что нескладному Югорю пришлось заново учиться ловить равновесие при ходьбе. Лорд Всезнайка не знал, на что были похожи его ноги, когда Стражи («Да-да, понятия не имею, как у них получилось!» — уверяла его Чара) вылечили их. Всё, что он помнил — грохот и страшная боль, от которой потерял сознание. А остальное скупо, без деталей, поведала ему Чара, когда сняла наведённый магией сон.
Югорь плакал над могилой взахлеб, как ребёнок, пока Чара ползала в овраге, собирая уцелевшие вещи. С горьким изумлением она обнаружила, что лихие люди так и не добрались до денег Триш. И серьёзный куш с Летней ярмарки, и щедрая оплата лорда Инура не достались разбойникам, забравшим самое ценное — жизни друзей. Чара присела на треснувший сундук и слепо смотрела перед собой, а руки нервно, с ожесточением теребили завязки синего бархатного мешочка с полустёртым вензелем, который тяжёлым грузом давил ей на колени. Она охотно отдала бы и его, и всё, что у неё было, за то, чтобы вновь услышать весёлый смех Триш. Но мёртвые не возвращаются. Живым нечем заплатить за такое.
Бедный Лентюх, на которого навьючили столько поклажи, что он едва тащил её, горестно вздыхал до самого городка. Там они и купили этот неказистый тарантас.
Когда совсем стемнело и весёлые искорки костра устремились в небо, Югорь, щурясь на пламя, продолжил рассказывать ей длинную легенду о Стражах, которая занимала их уже третий вечер:
— Мы остановились на Тогги-Страже? — спросил он, по привычке взъерошив жиденький чуб.
— Да. Ты говорил, что именно он спас людей от красного мора. — Чара поёжилась и подвинулась поближе к огню.
— Тогги-Страж был великаном. И Крылатый конь у него был великанский. Так гласит легенда, — Югорь усмехнулся, — но я думаю, что легенды врут, как обычно. Он мог быть и щуплым недорослем, но то, что он совершил, возвеличило его в памяти выживших…
Красный мор начался где-то на севере и покатился по миру смертельной волной. Горячка, красная сыпь по всему телу, отказ от воды и смерть. Болезнь никого не щадила. Когда стало понятно, что лекари бессильны, Тогги-Страж, оставив своего Крылатого коня, прошёл через Переход в Другой мир. Это было время, когда не то что войти — подойти к ним было смертельно опасно. В самих Переходах и вокруг них творились ужасные вещи, — пояснил Лорд Всезнайка, оправдывая своё имя. — Достаточно вспомнить судьбу Горелых Земель. А вот Тогги-Страж не побоялся и привёл лекаря из Другого мира.
Югорь пошевелил дрова в костре длинной веткой, и целый сноп искр сыпанул в тёмную высь.
— Думаю, что Страж беднягу силком приволок, — продолжил он, — но в легенде об этом не говорится. Лекарь этот заявил, что ему нужен больной, который сможет рассказывать, как протекает болезнь, пока лекарь снадобье ищет да на нём пробует. Или — пока больной не умрёт. Благородный Тогги-Страж пошёл и на это. Заразился и заперся с лекарем и своим Крылатым конём на пустынном островке в море, осколке Утонувших Земель. А через три дня и три ночи прилетел его конь в Небесные скалы с целительным зельем. И разнесли его Стражи по всем Землям. Больным оно помочь не могло, но здоровых от болезни защитило. С тех пор мир от красного мора избавился. Навсегда.
— Постой… — Чара недовольно нахмурилась. — А как же Тогги-Страж? И лекарь тот?
