– Сашка. Александр, то есть.
Плетущий достал еще какую-то выпивку из бара квартиры, на сей раз это оказался марочный французский коньяк пятидесятилетней выдержки. От отхлебнул немного и передал бутылку новому знакомому. Тот молча выпил пару глотков и кивком поблагодарил.
– Работаешь где-нибудь?
– Пока нет, – вздохнул Сашка.
– Права есть?
– Да.
– Пойдешь ко мне водилой? – спросил Эрик, садясь на лавочку.
– Водилой? – удивился парень – никак не ждал, что к нему подойдут ночью и предложат работу. – Можно. А платить сколько станешь?
– Для начала пять штук в месяц. Докажешь, что стоишь большего, получишь больше.
– Рублей? Маловато…
– Не смеши меня, – скривился плетущий. – Долларов, конечно.
– Пять штук баксов?! – ошеломленно переспросил Сашка, потом нахмурился. – Если в банду, то не пойду. Звали уже…
– Не в банду, – приподнял уголки губ Эрик. – У нас всех будет одна задача. Защитить маленькую девочку, которой сейчас месяц от роду. Не допустить, чтобы ее погубили. Дать ей вырасти. И вырасти человеком, не паскудой.
– Твоя дочь? – поинтересовался парень.
– Нет. Одного моего родственника. Он погиб недавно. Мать ребенка в общежитии живет, с хлеба на воду перебивается. А сегодня на нее уже нападали. Если бы я человека не приставил, то…
– А что ж ты позволил, чтобы она с хлеба на воду перебивалась? – подозрительно прищурился Санек. – Бабки, вижу, у тебя водятся.
– Утром только в Россию приехал. Узнал обо всем и занялся этим вопросом. Только она девчонка гордая, может и отказаться помощь принять. Придется исподтишка помогать. Да и охранять незаметно.
– Да, если гордая, то-таки может отказаться… – согласился Сашка. – Встречал я таких.
– Вот и я о том же, – вздохнул Эрик, отхлебнув еще коньяка.
– А ты откуда родом-то будешь?
– Из Штатов. Представительство нашей фирмы в России открываем. Пока здесь только я сам, вице-директор да охрана. Не бойся, злыми делами заниматься не станем. Но если кто малышку обидит, то не пощажу…
– И правильно! – резко кивнул Сашка. – Это ж какой сукой надо быть, чтобы ребенка обидеть?
– Хуже, – скривился плетущий. – Ее убить пытаются. Считают наследницей отца. А он, бедняга, и не знал перед смертью, что его девчонка забеременела. Она аборт делать не стала, чтобы от любимого человека что-то в мире осталось.
– Крепко, знать, любила… – покивал парень, завистливо вздохнув. – А моя двух месяцев не вытерпела, нового хахаля себе завела.
– Встретишь еще настоящую, – передал ему бутылку Эрик. – Не переживай.
– Да хрен с ней, с курвой, – выпил Сашка, занюхав рукавом. – Не до нее как-то. Сидел вот, думал чего делать, когда ты подошел. Мамка у меня помирает…
– А что с ней?
– Рак и еще там чего-то паршивое. Денег на операцию нет.
– Всего-то? – пожал плечами Эрик. – Раз ты на меня работать будешь, то не проблема. Своих людей я никогда не обижу и без помощи не оставлю. Завтра же в лучшую клинику поместим. За счет фирмы. Уж чего-чего, а этого дерьма, денег, хватает. Дружбы и любви ты за них не купишь. Может, операция и не понадобится, есть у меня пара знакомых целителей, безнадежных на ноги травами подымали.
Сашка непонимающе смотрел на него широко распахнутыми глазами и не верил своим ушам. Это что? Это он издевается? Или нет? Разве так бывает? Сидишь в отчаянии, в голове одна мысль: где денег достать? Мама ведь умирает… Страшные деньги, двадцать восемь тысяч баксов, не шутки. Откуда двадцатилетнему пацану их взять? Тут подходит к тебе какой-то мужик, выпивкой угощает. Случается. Обычное дело, выпить человеку не с кем. А потом вдруг работу предлагает. И зарплату по питерским меркам дикую. Чудо? Да. Но иногда бывает. Везет. А вот того, что фирма готова оплатить лечение матери только что принятого работника, уже не бывает. Это уже сказки.
– Не бойся, обманывать не стану, – улыбнулся Эрик, поняв его сомнения. – На вот десять штук, с собой больше нет, завтра наличку сниму со счета. Или прямо с клиникой договорюсь.
Растерянно вертя в руках запечатанную банковскую упаковку с долларами, Сашка поглядывал на беловолосого незнакомца и ничего не понимал. Никогда не слышал, чтобы в руки без расписки, да вообще без ничего такую сумму давали. Очень хотелось поверить, но парень боялся. Не бывает, чтобы большие деньги сами в карман шли, обычно их цена оказывается потом очень большой. Ценой души и совести.
– Иди лучше спать, – посоветовал плетущий. – А затра к девяти утра приходи ко мне. Васильевский остров, Большой проспект, 138, корпус 2, квартира 18. Кататься нам завтра придется много, весь город объездим. Мне некогда самому за рулем сидеть. Договорились?
– Договорились… – все еще пребывая в сомнениях, ответил Сашка.
Эрик улыбнулся, хлопнул его по плечу и ушел, оставив парня с пачкой долларов в руках. Он не боялся, что Сашка обманет – не тот человек, иначе плетущий к нему и не подошел бы.
Снова мимо мелькали бесчисленные питерские улицы и переулки. В наушниках бесновался русский рок. Душа рвалась наружу вслед за голосами певцов. Порой на удивление безголосых, но поющих с искренним чувством. Странно, почему эта музыка так на него подействовала? Думал, что ничего уже не способно заставить выйти из привычного состояния безразличия. Ошибся. Жива еще душа, оказывается. Но лучше бы ей умереть, снова переживать всю пережитую раньше боль Эрик не хотел. Слишком это даже для него. Создатель, которого здесь зовут Господом, жесток. Он ничего не делает просто так. За все заставляет платить страшную цену. За каждую мелочь. Губы плетущего шептали вслед за “Смысловыми галлюцинациями”:
Я боялся казаться напуганным,
Я боялся казаться зажатым,
Я боялся, что никогда не стану
Тем, кем мог быть когда-то…
Следующей композицией оказалась песня “Кукрыниксов”, “Падающая звезда”. У Эрика мороз по шкуре прошел. Откуда им известно? Как они могли все это понять? Какую цену пришлось заплатить ребятам за это страшное понимание? Плетущий шагал, ничего не видя вокруг, и повторял слова:
Мне страшно никогда так не будет уже,
Я раненое сердце на рваной душе,
Изломанная жизнь, бесполезный сюжет,
Я так хочу забыть свою смерть в парандже…
Будь оно все проклято! Почему этот странный мир так на него действует? Почему заставляет вспоминать то, чего вспоминать вовсе не хочется? Давно считал себя мертвым, безразличным ко всему. Приходил, делал свое дело, наказывал виновных и уходил, оставляя по себе страшную память. Потом люди поколениями пугали детей именем Белого Палача. И вот на тебе. Получите и распишитесь, господин плетущий. Вы-то были уверены, что вам давно все безразлично, ан нет. Снова боль. Что ж, свою задачу Эрик все равно выполнит. А его боль? Кого и когда она интересовала? Никого и никогда. Он один. Всегда был и всегда будет. Иначе невозможно.
