Что же наделала она неосторожными своими словами? Не вернется ли к нему вновь безумие? Тайтэки попятилась от угрюмо молчащего нанга, кусая губы от жалости и страха и в то же время убеждая себя, что поступила правильно. Чары, навеянные страстной речью Тамгана, рассеялись, и теперь она отчетливо понимала, что едва ли он в самом деле мог полюбить ее с одного взгляда — они встречались и раньше, но вид ее не производил на него особого впечатления. Скорее всего Тамган хотел взять ее в жены, дабы заполнить пустоту, образовавшуюся в его жизни после смерти второй жены. Он придумал свою любовь, но при чем здесь она, Тайтэки? Пусть влюбляется в кого угодно, ей совершенно не нужен сумасшедший муж. Кто будет отрицать, что его в самом деле преследуют несчастья, если первая жена и сын его умерли от мора, пронесшегося по Вечной Степи лет шесть-семь назад, а вторая жена…
— Напрасно ты отвергла меня. — Тамган поднял голову и устремил на девушку тяжелый, неподвижный взгляд, от которого мурашки побежали у нее по спине. — Ты все равно будешь моей. Рано или поздно. В одном ты права: Боги Покровители ополчились против меня. Великий Дух забыл обо мне. Так почему бы и мне не забыть о жалости и милосердии? Почему бы силой не взять у жестокосердной судьбы то, чего она не пожелала дать мне добром?..
Голос Тамгана был глух и бесстрастен, и это испугало Тайтэки куда больше, нежели вспышка гнева, которую она ожидала.
— Как смеешь ты угрожать мне, дочери Нибунэ, невесте Фукукана?! — вопросила девушка звенящим от негодования и плохо скрытого страха голосом. — Ступай прочь, иначе я позову нукеров! И хоть ты и нанг, они прогонят тебя с Кургана Предков хлыстами! Эй, шаманы! Подите сюда! Не пора ли наконец начать церемонию очищения?
Заметив приближающихся шаманов и следовавших за ними по пятам девушек-невест, Тамган повернулся и вышел из освещенного кострами круга. Еще несколько мгновений Тайтэки могла видеть его удаляющуюся фигуру, а затем нанг кокуров канул во тьме, сгустившейся вокруг Кургана Предков.
* * *
На темно-синих халатах шаманов позвякивали металлические фигурки Богов Покровителей, головы покрывали шапочки с торчащими в разные стороны золотыми спицами, олицетворявшими солнечные лучи. Шаманы пели дребезжащими голосами, обмакивали кисточки из птичьих перьев в чаши с архой и брызгали ими на юрты и шатры, в которые еще до заката молодые мужья должны были ввести трепещущих в предвкушении первой брачной ночи жен.
Рокот бубнов, слова молений и благопожеланий мало-помалу стихли. Ведомая шаманами процессия, состоявшая из невест и их родичей, во главе с Тайтэки и Нибунэ обошли юрты женихов, и теперь пришло время церемонии, называвшейся Раздачей жен, начаться которая должна была, естественно, у шатра нанга хамбасов.
По знаку одного из шаманов нукеры Фукукана расстелили перед входом в шатер белый войлок, подожгли заранее разложенные по обеим сторонам от него кучки хвороста. Безмолвно стоящий нанг подождал, пока огонь разгорится, и протянул ступившей на войлочную дорожку Тайтэки конец плети. Потянул к себе, и девушка, ощутив жар костров, торопливо юркнула в распахнутые объятия жениха. Нанг прижал ее к широкой Груди, затем, обняв за плечи, повернул спиной к соплеменникам и ввел в свой шатер. Следовавший за ним шаман выхватил двумя пальцами пышущий жаром уголек из глиняного горшка, который несла невеста, и бросил в очаг.
Памятуя наставлениям Алиар, Тайтэки опустилась на колени перед аккуратно сложенными в очаге дровами и принялась дуть на уголек, взятый в шатре Нибунэ. Сначала вспыхнули сухие травинки, потом тонкая лучина, и вот уже занялись мелкие полешки, заполыхало ворчливое пламя.
Шаман хамбасов простер руки над очагом и торжественно провозгласил:
— Здравствуй вовеки, господин Новый Огонь! Ты — малая частица животворящего пламени, дарованного людям Великим Духом, стань защитой этому жилищу! Огради его от духов зла, людской зависти и коварства! Согревай доброе не обжигая, испепеляй злое! Стань сберегателем новой семьи, помощником хозяйки этого очага, сигнальным костром хозяину шатра, коли заплутает он в Вечной Степи! Согревай детей их, внуков и правнуков, не гасни тысячу лет, как не гаснут солнце и луна — светильники Великого Духа, подвешенные им в Вечном Небе на радость людям!
Ой-е! Теперь вы муж и жена! — Шаман бросил в очаг связку трав, и ароматный дым наполнил шатер.
— Войдите, родичи и друзья! Поприветствуйте молодых как должно! — Шаман откинул полог шатра, и в него прошествовал Нибунэ. За ним, толкаясь, повалили старейшины родов майганов, хамбасов и кокуров. В огонь полилось душистое масло, полетели припасенные гостями кусочки сала и вяленого мяса. Пламя, загудев, взметнулось вверх, едва не достигло дымового отверстия. Гости со смехом подались от очага и разом загомонили, зашумели…
У Тайтэки кружилась голова. Она чувствовала себя так, словно сутки не слезала с коня, а потом выпила большую чашу крепкой архи, и все же от глаз ее не укрылось, что Тамгана среди гостей не было. Он был приглашен Фукуканом, да и без всякого приглашения должен был явиться на пир, заданный соседним нангом, но девушка не видела его и во время обхода жениховых юрт. Наверно, Алиар права он ускакал в степь, чтобы не быть посмешищем в глазах соплеменников, которым девушки-невесты, без сомнения, успели уже рассказать о разговоре, происшедшем этой ночью на вершине Кургана Предков. Они стояли вдалеке и не могли слышать разговора Тамгана с невестой Фукукана, но глаза-то свои в юртах не забыли и, конечно, поняли, чего добивался от Тайтэки незадачливый нанг кокуров…
Представив, как Тамган скачет сейчас на Смерче по желтой измятой траве, несется по бурым метелкам щавеля, топчет седые хвосты ковылей, пробирается сквозь вспыхивающие на солнце, подобно кострам, заросли тальника, Тайтэки стиснула зубы, запоздало кляня себя за длинный и вздорный язык. Вряд ли Тамган осуществит свои угрозы, но друзьями или хотя бы добрыми приятелями им с Фукуканом уже не быть. Нанг кокуров никогда не простит обидных и глупых слов, которые ни в коем случае нельзя было говорить мужчине, предлагавшему ей свое сердце.
Ведь уже по поведению шаманов она могла бы догадаться, что в затеянном им на вершине Кургана разговоре не было ничего предосудительного. Не будь дочь Нибунэ так удивлена и напугана, она вспомнила бы, что старинный обычай позволяет обойденному жениху в последний раз обратиться к отвергшей его девушке перед обрядом Полуночного очищения. И уж если даже отец ее был слегка изумлен, но никак не возмущен поступком Тамгана, то получалось, что, наговорив грубостей влюбленному в нее нангу, Тайтэки ни за что обидела и оскорбила его, оказав тем самым себе самой, Нибунэ и Фукукану дурную услугу. Но, желая извиниться и тем хоть как-то загладить свою вину, напрасно она высматривала Тамгана среди гостей, наполнивших шатер…
