— Я же не учу вас, как надо убивать, верно? Вот и вы не учите меня делать мою работу.
Хотя касаемо душегубства мне известно больше, чем можно предположить, глядя со стороны. Много больше.
— Ну, как скажешь…
Он потянулся за кинжалом, а я смежил веки.
Невесомые занавеси вздрогнули, колыхнулись, беззвучно распались на полоски, снова сошлись, заживляя нанесенную рану… Нет, так слишком далеко. Не могу прочувствовать.
— Еще раз.
Стальная птица снова взрезает воздух и падает, слишком тяжелая и неуклюжая, чтобы подолгу парить в небесах, а мои ладони взмахами крыльев следуют за ней, почти касаясь гладких боков, все ближе и ближе…
Пока звонкая оплеуха не заставляет меня остановиться и распахнуть глаза.
— Полудурочный, ты что творишь?!
Смотрю на почти коснувшийся моего живота кинжал. На собственные пальцы, причудливыми объятиями сомкнувшиеся вокруг лезвия. Перевожу взгляд вверх, в наполненные ужасом глаза Тени.
— Что-то случилось?
— Решил с жизнью попрощаться?!
— Я вовсе…
— Зачем полез на нож?!
— Я не…
— Учти, я без денег не убиваю!
Вдох. Выдох. Медленно, плавно, спокойно.
— Учту.
— И какого…
Пока в ход не пошли ругательства, спешу ответить, срываясь на скороговорку:
— Мне так нужно. Вернее, иначе я просто не умею. И не могу. А умирать не собираюсь. И если бы вы не обращали внимания…
— Предупреждать надо было!
А он испугался. Всерьез. Ну надо же… Рассказать кому, что Маллет, трус, известный всей Саэнне, заставил ужаснуться опытного убийцу, рассказчика сочтут еще и сумасшедшим. Но приятно одержать верх хоть в чем-то. До безумия приятно!
— Прошу простить.
Взгляд Тени показал, что в искренность моих сожалений не верят. И ладно.
— Завтра ваш заказ будет готов. Только…
— Что?
— Не приходите сюда больше. Прошу вас. Я сам принесу, куда скажете.
— В любое место?
Судя по проскользнувшему в голосе ехидству, готовится подвох. Но мне важнее знать, что избавлюсь от дальнейших визитов через чердачное окно.
— В любое.
— Тогда… Квартал Медных голов, между полуночью и первым ударом колокола.
Не слишком хорошее место. Трус бы туда не пошел. Но как правильно подмечено, я не трус, а «кто-то другой».
— Придешь?
— Приду.
* * *
— Только будь готов, что подождать придется! — донеслось уже откуда-то с крыши.
Подожду, делов-то. Я и закончить успею только перед самым выходом из дома, не раньше, потому что сегодня вечером надо мной тяжелым грузом висят долги перед вдовой купчихой. Сколько она заказывала «бусинок»? Десятка три? Э, а хватит ли мне содержимого моих «шкатулок», чтобы выполнить оба заказа? Сейчас проверю.
Тлеющий хвостик порхающей в воздухе невидимой змейки обжег щеку. Быть не может! Неужели…
Все одно к одному! Верно в народе говорят: беды поодиночке не ходят. И когда же я забыл прикрыть «шкатулку»? Похоже, еще прошлым вечером, когда заснул над отцовскими записями. И все мои пленницы благополучно разбежались. То есть, разлетелись. Ой, как нехорошо! Но поправимо, хотя и обидно тратить силы на исправление собственных же нелепых ошибок.
Левая ладонь снизу, правая сверху. Касаются друг друга на уровне груди, словно приветствуя, потом снова расходятся, на расстояние, равное двум своим длинам. Глаза можно закрыть, а можно оставить открытыми, зрение все равно ни к чему, правда, и помешать не сможет, потому что главными участниками готовящегося представления будут руки и только руки…
Коченеть первыми всегда начинают подушечки пальцев, но холод только кажущийся. Помню, поначалу даже трогал кожу ладоней языком, не веря ощущениям, пока не привык, что действительность может состоять не из единственного слоя, а из многих, и в каждом последующем ее лик будет выглядеть совсем иначе, нежели в предыдущем.
Десятки узеньких русел сосудов, по которым течет кровь, кажется, наполняются ледяной горной водой, но холод длится недолго, отступая перед обжигающим пощипыванием: это притягиваются к ладоням ниточки занавесей, составляющих собой мир. Притягиваются, раздвигая кисейное полотно, оставляя на своем месте отверстие, сначала крохотное, но расширяющееся все больше и больше, освобождают место для…
Есть! Попались, мои драгоценные! Теперь нужно не торопясь и не ослабляя внимания, донести вас до «шкатулки» и вернуть в заточение. Клянусь, оно будет недолгим! Не успеете соскучиться, как превратитесь в нечто новое. Не знаю, насколько замечательное, но главное, другое, завершенное и наделенное смыслом. Пусть насильно, и все же… Жить бесцельно невозможно, это я хорошо понял на своем опыте.
Правда, одним смыслом теперь стало меньше. Хватит ли оставшихся в наличии для продолжения жизни? Надо подумать.
Какое-то время мне не нужно теперь заботиться о накоплениях для будущей семьи, стало быть, смогу употребить деньги на иные надобности. Хотя, у меня и накоплений-то пока не было… И не будет. Но придется искать новую подружку и, похоже, в этот раз не следует давать волю чувствам, договоримся с ней сразу, определим выгоду каждого, заключим договоренность… Тьфу. Даже звучит мерзко. Ведь не смогу же, будь оно все проклято! Не смогу!
Почему никак не научусь просто БРАТЬ? Почему прежде спешу отдать что-нибудь свое, пусть меня ни о чем не просят и ни на что не надеются? А отдав, робко ожидаю получить в ответ хотя бы столько же, и каждый раз попадаю впросак. Почему продолжаю верить, раз за разом убеждаясь в лживости мира?
А какой был хороший пример прямо перед глазами! Родная матушка. Первая красавица города. И первая стерва, как оказалось. Но отец ее все равно любил, иначе бы не потакал безумным капризам и не сносил с благоговейным смирением истерики и скандалы. Каждый месяц дарил что-то дорогое. А матушка норовила по пять раз на дню разрыдаться, причитая, что он ее бросит и женится на другой, потому что… И тут на сцену вечно выволакивали меня.
В отсутствие отца дома мое существование почти не замечалось или сопровождалось требованиями принести, унести, сходить за покупками, прибраться в комнатах, не более. Зато когда семья собиралась вместе, меня удостаивали скорбных взглядов, поглаживания по голове, сетований на то, какой сыночек бедный и несчастный… Правда, в детстве я не понимал суть материнских уловок, а в юности, начав изучать магию, уже попросту не обращал внимания, чтобы не тратить зря время. Наверное, матушку это обижало. Но за свои обиды она отплатила с лихвой!
Никто в городе не успел и глазом моргнуть, как неожиданно овдовевшая красотка сняла с себя заботы по воспитанию сына, отдав опеку в руки городского приюта, а все имущество продала, выручив сумму, достаточную для безбедной жизни вдалеке, и навсегда покинула Саэнну. Наверное, побоялась, что если останется где-то рядом, получит от меня… много чего болезненного.
