Третья граната подожгла кустарник, и Тенгиз увидел масаи. Чернокожий, выпрямившись во весь рост, целился куда-то в темноту. Выстрелил. Красное пламя вылетело из ствола. Таррарафе согнулся и, упав на землю, откатился шагов на пять. Тенгиз подумал: его подстрелили. Но масаи, привстав на колено, под защитой толстенного, в три обхвата, ствола, отсоединил магазин, торчавший снизу, у приклада, поставил новый. Тенгиз видел каждое движение Таррарафе, и ему пришло в голову, что он тоже должен участвовать в бою. Подняв автомат, он прицелился туда, куда стрелял масаи, и нажал на спуск. Ничего не произошло.
«Предохранитель», – подумал Тенгиз.
В прыгающем свете горящего куста он нашел маленький рычажок, передвинул его и снова нажал на спуск.
С тем же успехом.
Тенгиз истерически засмеялся, еще раз щелкнул предохранителем: странно, что в грохоте и треске он услышал этот сухой металлический звук, и в третий раз, чисто механически, нажал на спусковой крючок.
Оружие у него в руках оглушительно бахнуло. Приклад с такой силой треснул в плечо, что оно сразу онемело. Единственной пользой от выстрела было то, что Тенгиза заметил масаи. Он тут же оказался рядом, бесцеремонно ухватил стоящего на коленях Тенгиза за куртку и поставил на ноги.
– Уходи, малый! Уходи! – закричал он и бесцеремонно пнул молодого человека коленом под зад.
Левой рукой держа автомат (правая слушалась плохо), Тенгиз затопал в указанном направлении.
Таррарафе обогнал его, закричал «Беги!», повернулся, выстрелил назад, помчался длинными прыжками, как заяц, обогнав Тенгиза… Тот припустил быстрей, споткнулся и полетел носом в землю. Из глаз посыпались искры.
Когда через мгновение Тенгиз поднял голову, Таррарафе, пригнувшись, теми же длинными прыжками бежал к нему… Но не добежал. Сбоку, футах в шестидесяти, разорвалась граната, и масаи упал.
Позабыв про пули, Тенгиз вскочил и бросился к чернокожему.
Он снова ничего не видел, но запомнил, куда бежать. Таррарафе был жив. Молодой человек слышал, как тот шипит и ругается в темноте. Потом щелкнула зажигалка, и в ее тусклом свете Тенгиз увидел, что нога масаи от середины бедра до колена залита кровью. Огонек погас. Тенгиз помог Таррарафе подняться. Его страх куда-то пропал. Теперь Тенгизу Саянову было совершенно наплевать на пули.
– Дай мне ружье! – крикнул он.
– Нет! – Масаи скрипнул зубами и, вцепившись в плечо молодого человека, побежал вперед. Да так быстро, что было непонятно, кто из них ранен.
Но шагов через пятьдесят Таррарафе поубавил прыти. Плечо Тенгиза, ушибленное прикладом, ныло под тяжестью чернокожего друга. А позади продолжали стрелять. И пули пролетали совсем близко.
– Я здесь! – вдруг раздался рядом голос Жилова.
Данила подхватил Таррарафе с другой стороны – Тенгизу сразу полегчало. И двигаться они стали куда быстрее.
– Мы уйдем! – бодро заявил Жилов.
Стрельба позади почти прекратилась. Лишь изредка короткие очереди разрывали тишину.
– У них нет собак, – пропыхтел Жилов через минуту. – Мы оторвемся!
Но уверенности в его голосе было поменьше, чем минуту назад.
Тенгиз оглянулся и увидел далеко позади огни фонарей.
– Надо остановить кровь, – прохрипел Таррарафе.
– Давай, – с готовностью согласился Жилов. – Займись! А я пощиплю их сзади…
Странный звук возник где-то рядом. Негромкий, чистый, напоминающий отдаленный зов горна.
Пальцы Таррарафе больно вонзились в плечо Тенгиза.
– Не двигайтесь, – прошептал масаи.
Глава третья
Ночной кошмар лейтенанта Веерховена
Грохот выстрелов, пойманный наружными микрофонами, прошел через динамики КЦ.
– Всё, – сказал полковник, вставая и потягиваясь. – Бичим начал охоту. – В его голосе чувствовалось удовлетворение.
– Вы уверены, что он доведет дело до конца, сэр? – спросил Веерховен.
– Бичим? – Полковник засмеялся. – Он как бультерьер: вцепится – не отпустит. И с ним – десять солдат. Бьюсь об заклад, М'Батта-следопыта он тоже прихватил с собой. Будь этот диверсант хоть ниндзя, они его достанут.
Веерховен не стал спорить: полковник знает, что говорит.
– Идите спать, лейтенант, – сказал Рейман. – Завтра будет нелегкий день.
Рихард и на этот раз не стал спорить.
– Джим! – бросил он оператору. – Переводи на себя.
И тоже поднялся.
– Вы идете, полковник?
– Да, – сказал Рейман. – Минут через десять. Не ждите меня, лейтенант, отдыхайте.
Когда Рихард разделся, лег и погасил свет, он полагал, что уснет сразу. Не тут-то было. Действие стимулятора еще не прошло, и сна – ни в одном глазу. Рихард посмотрел на светящиеся цифры часов: 3.47. Еще какой-нибудь час – и рассветет. Больше на часы он не смотрел. Казалось, прошло довольно много времени, когда Рихард наконец погрузился в дрему…
…Звон стекла разбудил его.
Ничего не понимая, лейтенант сел на постели, бросил взгляд на часы. 4.18! Черт возьми, сколько же он спал?
Но часы говорили правду: снаружи было темно. Рихард снова опустился на подушку…
Вот напасть! От сна опять ничего не осталось. И пульс не меньше ста. Что же его разбудило? Вытянув руку, Рихард щелкнул клавишей бра. Лампочка вспыхнула очень ярко… И тут же погасла. Перегорела. Перед глазами Рихарда плыли розовые круги. Черт! Придется ему встать.
Он поднялся. Но не успел он сделать и двух шагов, как острая боль пронзила ногу.
Вскрикнув, Веерховен шагнул назад… и боль обожгла вторую ногу!
Змея! Черт возьми! Так он и знал, что змеи здесь все-таки есть! Надо же, как не везет! Надо срочно позвонить доку!
Осторожно отойдя к противоположной стене (черт возьми! боль в ногах была ужасающей!), Веерховен обошел опасное место и вдоль стены подобрался к выключателю. С бешено колотящимся сердцем (яд уже действует?), взмокший от пота, Рихард наконец зажег свет. И осторожно повернулся.
Никаких змей на полу не было. Он наступил на стекло.
Рихард рассмеялся. Он испытал огромное облегчение. И порезы на подошвах сразу стали меньше болеть. По крайней мере, теперь он знал, что его разбудило.
На полу, среди осколков оконного стекла (Бог знает, почему он оставил это окно закрытым – здесь же нет москитов), лежала мертвая маленькая сова.
Обойдя осколки, Веерховен вернулся к постели и сел. Осмотрев собственные ноги, он убедился, что всё не так страшно. Два пореза, чистые и неглубокие. Ерунда! В разбитое окно вливался свежий прохладный воздух.
«Ночи здесь замечательные!» – подумал Веерховен, глядя на блестящие в электрическом свете листья снаружи.
Дерево росло прямо у окна. И зеленая лиана обвивала красно-коричневый ствол. Это на ее листья падал свет.
«Славное местечко, – подумал Рихард, всё еще чувствуя слабость от пережитого стресса. – А главное, нет насекомых. Будь мы на континенте, комната была бы уже набита этой дрянью под самый потолок».
