— Уж будь любезен, — сказал он. — Если так, я покрою любые издержки. Такой человек… может стоить трехсот крон.
Я понял, куда он клонит. Три сотни — как раз половина той суммы, что я ему задолжал. Этот ублюдок хотел, чтобы Снорри погиб, а принц крови оказался у него на коротком поводке. Впрочем, выхода не было. С Мэресом Аллусом спорить невозможно, особенно в заведении его родича, да еще и будучи должным ему почти тысячу золотых. Мэрес знал, на что он мог толкнуть меня, неважно, принц я или нет. Он видел, что прячется за моей бравадой. Нельзя заниматься тем, чем занимался Мэрес, и при этом не разбираться в людях.
— Три сотни, если он не сможет сегодня выдержать все раунды?
Я умудрился успеть вернуться после этой смехотворной отцовской оперы и поставить на серьезные поединки. Сегодняшнее мероприятие было призвано подстегнуть аппетит и возбудить любопытство.
Мэрес не ответил, лишь хлопнул мягкими ладонями, и стражи подняли решетку. Железо заскрежетало по камню, загремели цепи, наматываясь на катушки, и толпа хлынула к парапету, повинуясь притяжению ямы.
— Здоровый какой!
— Красавчик!
— Ничего, Норрас его быстренько изуродует.
— Норрас знает свое дело.
Здоровенный тевтонец вышел из арки, крутя лысой головой на толстой шее.
— Только кулаки, норсиец, — крикнул Мэрес. — Единственный способ выбраться из ямы — следовать правилам.
Норрас поднял обе руки и сжал их в кулаки, словно в поучение язычнику. Он стремительно сократил дистанцию, мотая головой, дабы сбить противника с толку и вынудить его нанести неверный удар. Впрочем, мне он казался похожим на цыпленка — так же крутил башкой и выставлял локти, держа кулаки у лица, подобно крылышкам. Здоровенная мускулистая курица.
Снорри явно мог легко его достать, и Норрас решил пойти в обход. Он пригибал голову и принимал удары по черепу. Собственно, я уже видел, как люди разбивали кулаки о его толстую костистую голову, и хотел сказать об этом. Впрочем, мне было не до слов, Норрас ударил, а Снорри словил его кулак раскрытой ладонью и сомкнул пальцы. Он толкнул Норраса вперед, ударив другой рукой, и локтем непринужденно отразил левую руку противника. Огромный кулак северянина обрушился на лицо Норраса, на нос и подбородок. Тот отлетел никак не меньше чем на метр и гулко шмякнулся на пол, запрокинутое лицо было в крови, обломках зубов и соплях из расквашенного носа.
На миг воцарилась тишина, потом поднялся такой рев, что у меня уши заболели. Наполовину радость, наполовину ярость. Полетели пергаменты, на которых были записаны ставки, монеты переходили из рук в руки, новые пари заключались одно за другим.
— Впечатляющий экземпляр, — бесстрастно заметил Мэрес. Он смотрел, как двое служителей уволакивают Норраса через двухкамерный тамбур. Снорри дал им выполнить служебный долг. Я видел, как он подсчитал свои шансы на побег и понял, что они равны нулю. Вторые железные ворота можно было поднять только снаружи и только при условии, что первые опущены.
— Зовите Оотану.
Мэрес ни разу не повысил голос, но его было слышно повсюду. Он улыбнулся мне, плотно сжав губы.
— Нет! — Я подавил возмущение, вспомнив, что видел безгубых людей даже во дворце. У Мэреса Аллуса длинные руки. — Мэрес, друг мой, неужто ты серьезно? — Оотана был настоящим мастером, на поясе у него висело множество разных ножей. В этом году он успел выпотрошить уже с полдюжины хороших бойцов на ножах. — Пусть, по крайней мере, мой человек потренируется с ножом несколько недель! Он из ледяного края. Они не знают оружия, кроме топора.
Я пытался пошутить, но Оотана уже ждал за воротами — гибкий черт с дальних берегов Африка.
— Бой.
Мэрес поднял руку.
— Но…
Снорри даже оружие не выдали. Убийство, чистейшей воды убийство. Публичный урок принцу крови, дабы поставить его на место. Причем публика вовсе не обязана получить удовольствие! Раздался свист и улюлюканье, когда Оотана вошел в яму, беззаботно держа кривой клинок. Дворяне улюлюкали, словно смотрели представление уличных актеров. И ведь снова заулюлюкают с не меньшим энтузиазмом, когда соберутся в отцовой опере.
Снорри поднял на нас глаза. Клянусь, он ухмылялся!
— Теперь без правил?
Оотана медленно наступал, перекидывая нож из одной руки в другую. Снорри раскинул руки, и без того огромный, а в замкнутом пространстве тем более, — и с ревом, заглушившим голоса толпы, кинулся вперед. Оотана отскочил, собираясь нанести удар, но норсиец был слишком быстр, он обогнул противника и протянул руки, такие же длинные, как у африканца. Наконец Оотана мог разве что попытаться нанести смертельный удар — больше ничто не могло спасти его от хватки Снорри. Обмен ударами не состоялся, перейдя в столкновение. Снорри навалился на противника, оттолкнул его назад на метр и ударил спиной о стену ямы. Продержал так буквально мгновение — может, они даже сказали друг другу что-то — и отошел. Оотана бесформенной кучей сполз по стене, на затылке на фоне темной кожи белели обломки костей.
Снорри повернулся к нам, бросил на меня взгляд, который было невозможно прочесть, и опустил глаза, чтобы рассмотреть воткнутый в его ладонь по самую рукоять кривой нож. Цена, которую он заплатил, чтобы клинок не вонзился в горло.
— Медведь.
Мэрес сказал это тише, чем когда-либо, хотя вокруг бесновалась толпа. Никогда не видел его рассерженным, да его мало кто таким видел, но по тому, как побледнела его кожа и плотно сжались губы, все было ясно.
— Медведь? Почему тогда просто не расстрелять его отсюда из арбалетов — да и дело с концом?
Однажды я видел в «Кровавых ямах» настоящего медведя, черного, из западных лесов. Его натравили на конахтца с копьем и сетью. Зверь был примерно того же размера, что и человек, но копье разъярило его, и едва он подобрался ближе, все было кончено. Неважно, насколько человек мускулист, сила медведя — это что-то совсем другое, и любой воин против нее бессилен, как ребенок.
Медведя привели не сразу. Он явно не входил в план, включавший Норраса и Оотану. Снорри просто стоял на месте, держа раненую руку высоко над головой и сжимая запястье другой рукой. Он оставил нож на месте — в ладони.
Ярость толпы, проявленная при появлении Оотаны, взлетела на новую высоту, когда в воротах показался медведь, но грохочущий смех Снорри успокоил ее.
— Это что, медведь? — Он опустил руки и ударил себя кулаками в грудь. — Я из ундорет, детей молота. В наших жилах течет кровь Одина. Мы — рожденные бурей! — Зная, кто его палач, Снорри показал на Мэреса пронзенной рукой, истекающей кровью. — Я Снорри, сын топора. Я бился с троллями! У вас там есть медведь побольше, я видел в камере. Вот его и ведите.
