– Сломаю шею и ты не получишь вожделенных пятидесяти тысяч, – злорадно предположила Женя. Он хмыкнул. – Отвали, а то познакомишься с неизвестной тебе исконно русской лексикой.
Он снова хмыкнул, но отвалил, хотя и ненадолго.
– Если уж и не спишь, подумай все же о том, что терять тебе особенно некого. А что будет здесь – неизвестно.
Женя не ответила. Значит, используя какие-то неизвестные ей методы поиска, он бесцельно обшаривал континенты – даже не города и не страны, – чтобы найти соответствующую приметам женщину. Настроил зрение только на рыжие волосы и бездумно колесил по городам Америки и Европы, переключаясь на бдительный осмотр подходящих кандидатур… Ведь даже злиться на него не получалось. Он мог, убедившись в истинности рыжей масти и наличии родинки на груди, сразу отправить ее сюда, однако три месяца… три месяца Женя была счастлива как никогда в жизни. И пусть он скотина… То есть Тарвик – скотина, а счастлива она была с Виком. Внимательным, веселым, заботливым и насмешливым. А сейчас он – Тарвик. Искатель. Циничный и бесстыдный, но такой уж естественный в своем бесстыдстве. Сделал свою работу (особенно утомительную в последние три месяца, надо полагать) и с чувством хорошо выполненного долга убеждает: да чего тебе терять, да кого тебе терять. Эх, Тарвик Ган, чтоб бы жил в эпоху перемен.
Терять некого. Но это вовсе не значит, что хочется терять всю наконец-то нормальную жизнь и опять начинать с нуля, непонятно в каком качестве. Заказа. Какой-то Джен Сандиния. Ну что за дурость: искать некий символ по его приметам – и получить рыжую красотку из другого мира. Непременно расскажу. И пусть не поверят, пусть чокнутой сочтут, всегда есть шанс, что поверят и, может, надают Тарвику и его «Стреле» по известным местам. Люди, способные платить такие дикие деньги, умеют очень сильно сердиться на кидалово любой степени сложности.
Наверное, она все-таки поспала немножко, какими-то кусками, вполглаза. Сон, который больше утомляет, чем придает сил. Но открыв глаза в очередной раз, она увидела Тарвика и не отказала себе в удовольствии что было сил пнуть его по чему придется. Пришлось в бок. Он крякнул, ловко обмотал ей ноги одеялом и прижал к кровати.
– Ну, Женечка, успокойся, ты же очень разумная девочка. Я нанял экипаж, так что путешествовать будем с комфортом. Вставай, умывайся, позавтракаем и поедем? Ты же не станешь устраивать истерик?
– Не дождешься, – мрачно ответила Женя. – Пошел вон, я не хочу, чтобы ты на меня пялился.
– Не хочешь – не буду, – покладисто кивнул Тарвик. – Если хочешь… было бы желательно, чтобы ты надела местную одежду, я кое-что принес. Впрочем, если категорически против, я не буду настаивать. Ходи в джинсах. На столе – зубная щетка и прочее. Я пойду закажу завтрак. Можешь попробовать сбежать, конечно, только я все равно тебя найду.
– А если я попробую удавиться? – спросила Женя у закрытой двери. – Просто чтоб тебе гадость сделать? У-у-у, козел!
Она привела себя в порядок и со вздохом облачилась в местную одежду. Сплошной натурпродукт, ничего не скажешь. Не искрит и мятое. Нормальные штаны, даже не без кокетства, блуза, очень даже с кокетством, практичные туфли на низком каблуке… ух ты, удобные и размер угадал. И белье, в общем, очень даже…
Когда Тарвик вернулся, Женя была готова. Одета, умыта, заплетена. Можно было бы устроить акцию протеста, а толку-то, даже удовлетворения никакого не будет. Потому что мысль об удавиться задержалась в голове, а ведь сколько лет уже не заходила.
Тарвик чуть не силой накормил ее неплохим завтраком, заставил выпить неизвестный напиток, очень, надо сказать, вкусный, бодрящий, но без чайно-кофейной горечи, и вообще как-то странно суетился. То есть не то чтобы действительно суетился, но совершал лишние движения и говорил лишние слова. Ага. Поведение Жени – не просто отсутствие истерики, но даже и совершенно спокойствие – выбивало его из колеи. Было нетипичным. Не ожидаемым. А ты действительно совсем не знаешь меня, Тарвик.
Экипаж оказался… а черт знает, как нечто подобное называлось в России. Ландо? Коляска? Полузакрытая арба, короче: на двух высоких колесах и лесенкой наверх. Женя взобралась по ней с помощью Тарвика, забилась в угол (сиденье было мягкое и без привязных ремней). Тарвик все поглядывал на нее искоса, словно впервые видел и глазам не верил, потом взял ее руку и быстро поцеловал.
– А в глаз? – поинтересовалась Женя.
– В глаз не надо. Ты меня восхищаешь. Умница. Я сделаю для тебя, что смогу… если смогу что-то. То есть позабочусь о языковой базе и подберу экземпляр получше для записи сознания. Когда ты покинешь «Стрелу»… думаю, мы не увидимся.
– Какое горе! – воскликнула Женя со всем максимальным сарказмом. Тарвик снова покосился на нее и заткнулся. Тошно было до невозможности, но вот «держать лицо» получалось все легче. И правда, если хоть что-то умел хорошо делать, так и через много лет сможешь. Собственно, Женя всегда держала лицо, только ведь вне стрессовой ситуации это и нетрудно совсем, входит в привычку, варианты улыбок доведены до автоматизма, кому – японскую, кому – американскую, кому – застенчиво русскую.
Красоты природы или сельской архитектуры ее не интересовали, и она даже не делала вид, что смотрит по сторонам, сумрачно молчала, и Тарвик не мешал ей. И ладно, а то, видишь, сделает он для нее все возможное… Уже сделал.
Продумывать дальнейшие действия тоже не хотелось. Да и как? Будущее настолько непонятно, что даже старые проблемы кажутся чепухой. Тогда хоть что-то было, если не надежда, то вера, наивность юности, упрямство, она понимала, за что борется с жизнью, или считала, что понимает. А сейчас – символ фанатиков. О котором (и о которых) Тарвик толком ничего не знает, а если и знает, то рассказать не спешит, значит, ничего успокоительного нет. Стать жертвой – это ее как раз не пугало из-за исключительной абстрактности, принесение жертвы – это даже не древность, это кино, причем не самого высокого класса.
Забавно. Тарвик призывает ее к разумному поведению. Морально готовился призывать, может, старательно продумывал слова, какими призывать будет, поэтапно, в разных степенях. А она взяла да и с первого раза послушалась, и он в растерянности, не знает не только, что ей говорить, но и что дальше делать. А как приятно! Вот и думай, что дальше делать с этой дамочкой, казавшейся такой предсказуемой и незатейливой, что даже крутейшего из крутых искателя выбила из колеи.
– А что это за дерево? – как ни в чем не бывало спросила Женя, краем глаза заметив одинокую раскидистую крону.
– Это? – Ему пришлось привстать и посмотреть назад. – Это фруктовое дерево. Типа яблони. Крупные сладкие плоды.
