– Почему ты на меня напала? Она указала лезвием на его лицо.
– У тебя был нож в руке, и ты колотил в двери Пселлоса. Обычно одного моего удара достаточно. В Аскари вначале наносят удар, а потом задают вопросы.
– Ты пыталась меня убить? Рауэн приостановила работу.
– Пселлос так не думает.
– Пусть думает что ему угодно.
– Ты его дочь или жена?
Ее переменчивые глаза наградили Рола взглядом холодным и враждебным, точно у недовольной кошки.
– Не жена. И не родня. Я работаю на него.
– И что ты делаешь?
Она улыбнулась, но без добродушия, а скорее с горечью.
– Все, что нужно.
– Ну а Пселлос? – В голосе Рола решимость боролась с отчаянием. – Что он за человек? Там, на причалах, один моряк предостерег меня насчет него. Откуда Пселлос знает моего деда, мою мать? – При последних словах Рол едва не сбился на рыдание.
Рауэн разглядывала его с кротким любопытством.
– Скажу одно: в свое время ты сам узнаешь.
После чего Рол оставил ее в покое. Он поднялся изза стола и приступил к обследованию помещения. Его отнюдь не удивило, когда он обнаружил, что все двери заперты. Своего кинжала он тоже не нашел, равно как и ничего, что мог бы использовать как оружие. А мысль вступить в схватку с этой женщиной с голыми руками его мало воодушевляла. Потирая грудь, он принялся рыться в потрепанных книгах на полках. Он, собственно, умел читать, но слова в этих книгах были на языках, которых он не знал, и сопровождали их темные и загадочные гравюры. Некоторые тома вызывали чувство нечистоты, побуждая Рола вытереть пальцы о штаны после того, как он возвращал том на место.
Шли часы. Рауэн сидела, наблюдая за Ролом, терпеливая и неутомимая, словно камень. Юноша подумал, а сколько времени прошло? Конечно, до зимней зари не должно быть далеко. Он чувствовал себя изнуренным. Наконец, метнув последний сердитый взгляд на свою сиделку, он уснул, привалившись к стене спиной. Ему не нравилась самая мысль о кровати с веревками.
Тем не менее, пробудившись, он обнаружил, что лежит на кровати. Солнечный свет вливался в его спальню через окна, которые минувшей ночью надежно скрывали занавеси. Уголья в жаровне прогорели и рассыпались золой. Пселлос и Рауэн стояли у жаровни спиной к Ролу.
– Он чистокровный, – говорил Пселлос. – Не знаю, как это может быть, но старина Грейвен не ошибается. Я знал, что Амери наверняка наставила рога своему дурню, несмотря на все ее заверения в любви.
– Так кто же тогда был отец? – спросила Рауэн.
– Ничего не могу сказать. Но я намерен выяснить это, так или иначе. А пока что он остается здесь.
– Еще один ручеек, который иссякнет?
– Нет. Он не таков. – Тут Пселлос поднял руку к черной гриве Рауэн. Ухватив прядь, он резко запрокинул ее голову и приложился губами к ее губам. Когда он отпустил ее, на ее темных губах остались красные отметины зубов. Он протянул другую руку, и, не говоря ни слова, она чтото туда вложила. Звякнула монета. Пселлос улыбнулся, глядя на ее бледное лицо, сжимая ее дар в ладони. – Добрая ночь. Книга у тебя?
– Да. Теперь мне надо переодеться. От меня воняет.
– Мне нравится, когда от тебя воняет, – заметил он, ухмыляясь. Роуэн высвободилась, оставив несколько черных волос в его пальцах. Лицо Пселлоса скривилось в насмешливом раскаянии. – Все имеет свою цену, Рауэн. Так устроен мир.
– Знаю. Ты меня хорошо этому научил. – Она покинула комнату, ни разу не оглянувшись.
Пселлос стоял, покачивая головой. И все еще улыбался. Затем он убрал монету в карман и, повернувшись, лягнул ногой кровать.
– Вставай.
Рол сел в постели.
– Вылезай! Если ты остаешься здесь, надо приносить пользу.
Башня была еще обширней, чем казалась снаружи. Рол следовал за хозяином по множеству винтовых лестниц, пока они не выбрались на широкое открытое пространство: на галерею, которую Рол заметил в ночь прибытия. Настало утро. Они находились в нескольких сотнях футов над уровнем моря и в зимнем, но ярком солнечном свете отлично видели весь Аскари, раскинувшийся внизу, а за ним протянувшийся до горизонта синий простор Моря Неверных Ветров. Они глядели на восток в сторону Деннифрея и жизни, которая уже казалась частицей исчезнувшего прошлого.
– Значит, Рол? – небрежно спросил Пселлос. – Подойди. Теперь я твой учитель и хозяин, Рол. Ты остаешься здесь под моим покровительством, как и Рауэн, но взамен я жду полного повиновения.
– Моя лодка…
– Продана нынче утром. Деньги не помешают. Тебе предстоят расходы.
С трудом сдерживая ярость, Рол с минуту молчал, пытаясь обуздать свой голос.
– А что, если я не пожелаю остаться?
– Тогда ты никогда не получишь ответов на свои вопросы. Рол бросил на Пселлоса гневный взгляд. И тот рассмеялся.
– Я тебе не нравлюсь. Хорошо. Достаточно недурно для начала.
Началось учение. Хорошо то, что прекратилось бегство. Сознание Рола приняло опекунство Пселлоса с большей легкостью изза того, что у юноши никого не осталось на всем белом свете. Ни одного знакомого лица рядом. Так проще было убедить себя, что другого выхода нет. И Рол смирился.
Но ему не дозволялась близость. В сущности, сперва его положение было лишь немногим лучше, чем у поваренка. Ему поручалась работа в Башне, какую только мог выдумать Пселлос. Возможно, Ролу хотели указать его место, но он рос, учась принимать тяжелую работу без ропота. Так что он скоблил полы, потрошил рыбу и выметал очаги с достаточным рвением и все это время наблюдал, слушал и вникал в то, как ведется хозяйство в Башне. А оно было не маленьким, ибо, хотя Башня являла внешнему миру суровый лик, Пселлос, как вскоре открыл Рол, был человеком богатым и влиятельным, а посему держался определенных правил. Для чего ему требовалось окружить себя небольшим воинством служителей и подчиненных.
Здесь был повар Джиббл, кругленький коротышка с лысой башкой и кустистыми бровями. Он был полным властелином в подземельях, где размещались кухни, но трепетал от страха перед своим работодателем. При нем состоял отряд бойких уличных сорванцов, которые делали для него покупки или воровали, смотря что требовалось к столу в тот или иной день. По вечерам, когда последнее блюдо подавалось в покои Господина, Джиббл нырял в свои бездонные владения и прикладывался к бутылке с преданностью, внушавшей благоговение наблюдателю, меж тем как его ошеломленные подданные насыщались остатками пиршества, вознаграждая себя за дневные труды.
Был здесь также слуга, тощий, как рыба. Его звали Куаре, у него были длинные белые пальцы, оставлявшие влажный след на всем, чего ни касались. Его черные волосы были зачесаны прочь ото лба и намазаны. В своих черных чулках он ступал по лестницам Башни бесшумно, точно паук. Рол быстро научился избегать встреч с ним наедине после того, как однажды внезапно наткнулся на него в винном погребе. Куаре занимал почетное положение, дававшее ему доступ к Господину в любое время дня и ночи. Он был глазами и ушами Пселлоса среди подвластного ему люда, и любой здесь от всей души его ненавидел.
