"Нам пора!" - Чважи тронулся с места так неожиданно, что гвардеец покачнулся в седле.
Альхейм оглянулся на Ронсу, но никаких следов трехлапого воина не обнаружил. В реке все так же рвали друг друга чудовища. Сколько же это будет продолжаться?
- Мы успеем, Чважи?! Мы хотя бы можем успеть?
"С вершины холма я пойму," - отозвался смертоносец.
Гвардия прошла по крутому подъему, земля здесь уже несколько раз осыпалась. Надо же было такому случиться, чтобы и под одиноким пауком вдруг сдвинулся пласт почвы, разбуженный тысячами прошедших через него лап. Чважи успел издать мысленный возглас испуганного удивления, Альхейму не удалось даже этого. На четырех оставшихся ногах смертоносец не удержался, покатился вниз кубарем, едва не переломав кости гвардейцу. На свое счастье, тот сразу вывалился из седла, успев освободить ноги из стремян, и тяжелая хитиновая головогрудь миновала Альхейма, лишь мягкое волосатое брюхо на миг придавило. Они скатились на пару десятков локтей вниз, почти к самой воде, сверху продолжала сыпаться земля.
"Альхейм!" - смертоносец рванулся, сумел встать и отпрыгнул в сторону.
- Я здесь, я… - гвардеец поднял руку, но не успел договорить, осыпавшаяся земля окончательно погребла его под собой.
Чважи мгновение смотрел на торчащие из почвы, бешено дергающиеся кончики пальцев, и в то же время наверх, где земля наконец прекратила осыпаться, благо глаз у паука хватало с избытком. Потом осторожно приблизился, разрыл грунт лапой, позволив ухватить себя за когти, мягко, но очень сильно потянул вверх.
Альхейм едва не свернул себе шею, когда Чважи его выдергивал: плечо поднималось, а голова оставалась на месте. Однако когда он наконец увидел свет, ему и в голову не пришло ругать приятеля.
- Ух, спасибо! - сказал он, как только отплевался. Чважи отходил подальше от места обвала, продолжая волочить человека. - Ух, хорошо, что сапоги на ногах остались, просто удивительно!
"В седло, Альхейм, если ты еще надеешься успеть. Я улавливаю ликование и ярость. Мне кажется, мы побеждаем."
Гвардеец вскочил, не отряхивая землю полез на восьмилапого.
- Тебе больно, да, Альхейм? Я хочу сказать, я очень благодарен тебе. Ты просто молодчина, хотя ранен и…
"Держись…"
Чважи полез наверх, на этот раз выбрав нетронутый следами проходившей Гвардии склон, весь заросший бурьяном. Человек вцепился в луку, чтобы не полететь вниз и назад, задрал голову и тут это случилось. Небо вдруг стало настолько ярким, что Альхейм ослеп. Но вспыхнувшие ослепительно белым цветом облака он видел, даже когда полетел куда-то, закрыв лицо руками. Удара он почти не почувствовал, потому что он слился с другим ударом, потрясшим весь мир. Опять посыпалась земля, но гвардеец был далеко от места обвала.
"Что…" - Чважи не удержался на склоне, поехал вниз, цепляясь за траву шестью лапами.
Их настиг грохот. Землю тряхнуло снова, теперь сильнее, плеснула вода в Ронсе. А вслед звуку уже летел ветер, словно соломинки переломивший росшие на вершине холма сосенки. Гвардеец перевернулся на живот, раскрыл глаза, тщетно пытаясь хоть что-то рассмотреть. Грохот вдруг стих, наступила тишина, которую нарушал лишь плеск огромных для обычно спокойной реки волн.
- Чважи! Я ничего не вижу! Я…
"Ничего не говори. Ничего!"
Паук опять полез на склон, так быстро, как только мог. Там, за холмами, случилось что-то страшное.
Чважи был прав, предполагая, что Повелителю сопутствовала удача. Враги увлеклись штурмом частокола, предположив, что все силы неприятеля находятся в укрепленном лагере. В пылу битвы, когда горы трупов сравняли все укрепления, смертоносцы не могли почувствовать приближения Гвардии с тыла.
Наверху бились люди. Перепрыгивая с панциря на панцирь по сцепившимся в мертвой хватке смертоносцам, они рубились мечами, насаживали друг друга на копья, протыкали стрелами. Цель была одна: пробиться на спины вражеских пауков и тогда самые дюжие воины, до поры берегшиеся за спинами друзей, боевыми топориками пробивали хитин, уничтожали беспомощных восьмилапых. Те не могли ответить на эту атаку, потому что спереди видели ядовитые клыки враждебных сородичей.
Удача сопутствовала то одной, то другой стороне, место погибших восьмилапых занимали напирающие товарищи. В сущности, сражение шло как минимум на пяти уровнях: смертоносцы заползали на спины друг другу, тоже пытаясь использовать преимущества атаки сверху. Но и еще ниже, там, где не должно было остаться никого живого, среди разбитых, раздавленных огромным весом хитиновых панцирей, оставались раненые. Даже некоторым людям удалось сохранить в груди гаснущую искорку жизни, они все еще надеялись, что их поднимут из этой пропахшей болью и ненавистью могилы.
И конечно, пауки использовали самое страшное свое оружие: Гнев. Ментальные импульсы невиданной силы тоже бились между собой, стремясь сломить врага, вселить в него панику. Одновременно обе стороны успевали прикрывать блоками своих более податливых двуногих соратников. Порой кто-нибудь из людей не выдерживал сгустившегося на поле боя напряжения, вдруг ронял оружие и падал, с криком схватившись за голову. Если их успевали добить свои, то добивали - они уже никогда не смогут сражаться или хотя бы самостоятельно есть.
Именно в момент, когда враги одолели частокол и вот-вот должны были за счет незначительного численного преимущества разрушить выстроенную пирамиду смертоносцев Повелителя, опрокинуть их назад и вниз, чтобы обрушиться всей своей яростью сверху, им в тыл ударила Гвардия. Воеводы успели построить лишь пару десятков сотен восьмилапых с наездниками, остальные, еще примерно пять тысяч боевых пар, вошли в бой несколько позднее, но и этого хватило. Прежде всего потому, что погиб Повелитель врага.
Огромный, древний, он стоял сзади, в окружении сотни телохранителей, почти таких же больших. Именно на них и пришелся удар головы колонны, все случилось так быстро, что люди не успели ничего понять. Зато поняли смертоносцы: именно сила Повелителя была образующим стержнем общего Гнева армии. Как только его не стало, все начало рассыпаться.
Видя, что враги стали менее подвижны, что их импульсы Гнева распались и не составляют больше одно целое, защитники лагеря навалились на них с новыми силами. Подпитывающаяся прибывающими с марша силами Гвардия буквально разрезала армию неприятеля. Хриплый бас воеводы Палера уже долетал до ушей армейцев, впервые закричавших "Слава Гвардии!"
И тогда один человек, седой и длинноволосый, нажал на черную выпуклость сбоку круглого предмета блестящего металла. Так приказал ему Повелитель: "Если ты увидишь, что все кончено, Чарли, попробуй это. Но только если другого пути не будет. Только ради сохранения города и самок, Чарли. Таков мой приказ."
