Сопоставление фактов обеспокоило Кельсера. Вокруг Лютадели собрались армии. Город по-прежнему был объят хаосом. И похоже, что мальчишка Венчер стал королем. Узнав об этом, Кельсер пришел в ярость и несколько дней не касался пульсаций.
Они отошли от собственных правил и назначили аристократа главным.
Да, Кельсер спас этого человека от смерти. Вопреки здравому смыслу спас любимого Вин. Из любви к ней, возможно, связанный чувством отцовского долга. Мальчишка Венчер был не так уж и плох по сравнению с остальной аристократией. Но посадить его на трон? Казалось, даже Докс прислушивался к Венчеру. Кельсер мог ожидать такого от Бриза, всегда держащего нос по ветру, но Доксон?
Кельсер вскипел от злости, он не мог оставаться в стороне так долго. Он жаждал этих видений о друзьях. И хотя каждое было мимолетной вспышкой, подобно картинке, сменяющейся, если открыть и закрыть глаза, он цеплялся за них. Они напоминали, что жизнь за стенами тюрьмы продолжается.
Иногда он улавливал и другие видения. О своем брате, Марше.
Марш выжил. Открытие обрадовало. Но, к несчастью, и огорчило. Марш стал инквизитором.
Между ними никогда не было отношений, которые называют семейными. Они выбрали разные пути в жизни, но причиной отчужденности стало не это и даже не стремление Марша противостоять упрямству Кельсера или негласная зависть к обретенным братом способностям.
Нет, правда заключалась в том, что они росли, зная, что их в любой момент могут отдать инквизиторам и убить за то, что они полукровки. Каждый из них по-разному реагировал на то, что над ними, в сущности, всю жизнь висел смертный приговор: Марш был постоянно напряжен и осторожен, Кельсер прятал свои секреты за агрессивностью и самоуверенностью.
Оба знали жестокую правду. Если одного брата поймают, в другом тоже разоблачат полукровку и убьют. Возможно, подобное положение сплотило бы других братьев или сестер. Кельсер стыдился признать, что между ним и Маршем вбит клин. Каждое напоминание «Береги себя» или «Будь осторожен» скрывало в себе подтекст «Не облажайся, иначе это погубит меня». После смерти родителей оба испытали огромное облегчение, что смогут отказаться от притворства и вести в Лютадели подпольную жизнь.
Временами Кельсер представлял, как все могло обернуться. Смогли бы они полностью войти в общество аристократов и стать его частью? Смог бы он пересилить свою ненависть к ним и к их культуре?
Как бы то ни было, он не испытывал привязанности к Маршу. Никаких чувств, сравнимых с пристрастием к пирожным, прогулкам по парку или к любимой книге. Нет, Кельсер не был привязан к Маршу, но, как ни странно, все же любил его. Сперва он обрадовался, что брат жив, но, наверное, лучше бы он умер, чем превратился в чудовище.
У Кельсера ушли недели на то, чтобы понять, почему Разрушитель так интересуется Маршем. Им и другими инквизиторами, судя по видениям и ощущениям, которые передавали слова в пульсациях.
Как? Почему инквизиторы? Кельсер не нашел ответа в видениях, хотя и стал свидетелем важного события.
Существо, называемое Разрушителем, становилось сильнее, и оно преследовало Вин и Эленда. Кельсер отчетливо видел это, путешествуя с пульсациями. Он увидел мальчишку Эленда Венчера, спящего в палатке. Сила Разрушителя сгустилась, обратившись фигурой, злой и опасной. Она дождалась, пока в палатку зайдет Вин и попыталась заколоть Эленда.
Последнее, что он увидел перед тем, как упустил пульсацию, − Вин, отбившую удар и спасшую Эленда. Это привело Кельсера в замешательство. Разрушитель намеренно ждал, пока Вин вернется в палатку.
На самом деле он не намеревался причинять вред Эленду. Он просто хотел, чтобы Вин так решила.
Но зачем?
− Это заслон, − сказал Кельсер.
Разлетайка − Охранитель, как он предложил себя называть, − сидел по ту сторону тюрьмы. У него по-прежнему отсутствовала половина лица, а из остальных частей тела вытекал туман.
Бог стал больше времени проводить рядом с Источником, за что Кельсер был ему благодарен. Он упражнялся в вытаскивании информации из этого существа.
− М-м-м? − протянул Охранитель.
− Источник, − ответил Кельсер, обводя бассейн рукой. − Он как заслон. Ты создал тюрьму для Разрушителя, но даже самая укрепленная нора имеет вход. Это и есть тот самый вход, запечатанный твоей силой, чтобы сдержать его, так как вы − две противоположности.
− Это… − начал Охранитель и осекся.
− Это? − подтолкнул Кельсер.
− Это в корне неверно.
«Проклятье!» − подумал Кельсер. Он неделями разрабатывал эту теорию.
Он чувствовал, что медлить больше нельзя. Пульсации Источника нарастали, становились требовательнее, и казалось, что Разрушитель все яростнее стремился повлиять на мир. В последнее время свет Источника вел себя иначе, будто сгущался, уплотнялся. Что-то происходило.
− Мы боги, Кельсер. − Его голос то утихал, то нарастал. − Нами пропитано все. Камни − это я. Люди − это я. И он тоже. Все существует, но и увядает. Разрушение… И Сохранение…
− Ты сказал, что это твоя сила, − указал Кельсер на Источник, стараясь вернуть разговор к нужной теме. − Что она собирается здесь.
− Да, как и везде, − сказал Охранитель. — Но и здесь тоже. В этом месте моя сила собирается подобно росе. Это естественно. Как в цикле: облака, дождь, река, испарения. Нельзя вложить в систему столько своей сущности без того, чтобы она не скапливалась то здесь, то там.
Прекрасно. Это ни о чем ему не говорило. Он попытался развить тему, но Разлетайка погрузился в молчание, поэтому Кельсер решил попробовать по-другому. Нужно заставить Охранителя поддержать разговор, не допуская, чтобы бог впал в очередной безмолвный ступор.
− Ты боишься? − спросил Кельсер. − Боишься, что Разрушитель убьет тебя, если освободится?
− Ха, − ответил Охранитель. − Я же тебе сказал, он убил меня очень и очень давно.
− Как-то с трудом верится.
− Отчего же?
− Потому что я сижу здесь и разговариваю с тобой.
− И я тоже разговариваю с тобой. Насколько ты сам жив?
Хороший аргумент.
− Смерть такого, как я, не похожа на смерть таких, как ты, − сказал Охранитель, снова уставившись в никуда. − Я был убит уже давно, когда принял решение нарушить обещание. Но моя сила… она продолжает существовать и помнить. Она хочет жить сама по себе. Я умер, но часть меня осталась. Достаточная часть, чтобы помнить, что… были планы…
Бесполезно было пытаться выведать эти планы. Какой бы план он там ни придумал, он его не помнил.
