— Но ты не думаешь, что кто-то из этих симпатяг балуется дун-магией? Сегодня за обедом в «Приюте пьянчуги» кто-нибудь из них присутствовал?
— Сикл-палач присутствовал. Но я уже не первый год знаю всю четверку, включая Сикла, и так или иначе с каждым из них вел дела. Если хоть один из них причастен к дун-магии, то, значит, я более туп, чем всегда думал. Нет, все неприятности — если они и правда связаны с дун-магией — начались всего месяца четыре назад.
— Тогда тебе стоило бы попытаться вспомнить, кто появился на косе Гортан четыре месяца назад. Кто-нибудь, кто водится хотя бы с одним из четверки. И кто присутствовал за обедом в «Приюте пьянчуги».
Ниамор озабоченно посмотрел на меня:
— Так сразу я никого не могу вспомнить, но обещаю тебе подумать… А почему ты все время говоришь об обеде в гостинице?
— Потому что тогда кто-то прибег к заклинанию.
— За обедом? При всех?
— Да. Оно не предназначалось ни для кого из нас, не беспокойся. Только магия была так сильна, что я не смогла обнаружить виновника.
— Значит, это настоящий мастер. Такой суп мешать опасно, Блейз.
— Если я буду знать, что варится в супе, то смогу не касаться опасных ингредиентов. Неприятности мне ни к чему. Да и тебе ведь тоже, Ниамор.
— Проблема в том, как их избежать. Слишком много всего случается. Я еще и половины тебе не рассказал. Например, я не говорил тебе о всех тех людях, которые в последние месяцы вдруг стали проявлять интерес к косе Гортан. Сюда даже прибыл корабль хранителей — самих хранителей! Они никогда раньше не обращали внимания на здешний сброд. И еще в городе появился гхемф. С чего это сюда припожаловало существо с неуклюжими перепончатыми лапками? А патриархов менодианской церкви за последние два месяца я видел больше, чем за предыдущие тридцать лет своей небезгрешной жизни. — Ниамор растерянно покачал головой. Я догадалась, что ни с патриархами-менодианами, ни с прочими священнослужителями Ниамор предпочитал дел не иметь.
Его случайное упоминание о гхемфе очень меня заинтересовало. Я машинально потеребила мочку уха. Именно гхемфы делали свидетельствующие о гражданстве татуировки. Слова Ниамора о «неуклюжих лапках» были возмутительной несправедливостью: гхемфы были искусниками в своем деле, хоть и не принадлежали к человеческой расе.
— Гхемф? Он все еще здесь? — небрежно поинтересовалась я.
— Насколько мне известно, здесь. Но особенно не надейся, Блейз. Эти твари не нарушают закон.
Я решила сменить тему.
— А знаешь ты что-нибудь о гражданине Разбросанных островов по имени Тор Райдер? Или о смазливом юнце, который называет себя Новиссом?
Ниамор покачал головой:
— Я знаю, о ком ты говоришь, но только Богу известно, что они собой представляют. Ни один не является обычным для косы Гортан приезжим, как и цирказеанская красотка. Да и что тебе тут надо, я тоже не знаю. Не расскажешь о себе побольше?
— Я не имею отношения к тому, что тут происходит. Моя единственная цель — приобретение рабыни. — По крайней мере я так считала, сходя на берег; теперь я не была уже уверена, что тем дело и ограничится.
Ниамор посмотрел на меня с сомнением.
— Ах… может быть, ты и права, что не особенно доверяешь мне. У меня репутация надежного человека, умеющего хранить секреты, но если мне будет угрожать дун-магия, чтобы спастись, я продам душу дьяволу, собственную матушку — в бордель, а друзей, и тебя в том числе, — в рабство. — Он пожал плечами. — Для Ниамора Ниамор всегда на первом месте.
Я ему поверила.
— Мудро с твоей стороны.
— Тише: кто-то приближается. — Ниамор снова наклонился и поцеловал меня, загородив собой так, чтобы прохожий разглядеть меня не мог. Будь у меня такая возможность, я бы рассмеялась: Ниамор явно никак не хотел быть замеченным в обществе полукровки, о которой могло стать известно, что она принадлежит к обладающим Взглядом.
Мимо прошла пара пьяных матросов. Когда мы с Ниамором через некоторое время сумели отдышаться, он сказал:
— Боже мой, Блейз, тебя, пожалуй, мужчине почти достаточно для того, чтобы подумать о женитьбе.
— Почти, — сухо ответила я, и Ниамору хватило совести рассмеяться.
— Будь осторожна, головешка, — сказал он. — Мне было бы очень неприятно, если бы с тобой что-нибудь случилось. — Ниамор улыбнулся на прощание и растворился в темноте.
Остаток ночи я провела во всяких низкопробных забегаловках, где пиво еле можно было пить, компанию еле можно было вынести, а информации получить так и не удалось. Никто не мог мне сказать, где купить цирказеанскую рабыню. Даже работорговцы, обычно хватающиеся за любую возможность заключить сделку, просто пожимали плечами и отвечали, что такого товара у них нет. Когда мне удалось найти матросов с корабля, накануне доставившего рабов с Цирказе, я было понадеялась, что теперь, когда рядом нет их начальства, у них развяжутся языки, но ни один так и не признался, что видел на борту цирказеанку, живую или мертвую. Я пробовала их подкупить, я пробовала их напоить, я пробовала хитростью вытянуть из них то, в чем признаваться им не хотелось, — и все без толку. Может быть, они были слишком напуганы, чтобы заговорить. Может быть, на них дун-магом было наложено заклятие; похоже, именно так и обстояло дело, потому что от каждого несло отвратительным запахом, а раньше такого не было.
На рассвете я двинулась в сторону «Приюта пьянчуги»… и чуть не распрощалась с жизнью. Конечно, те, кто слышал все эти разговоры о том, что я желаю приобрести редкую рабыню и имею для этого достаточно денег (что было ложью), могли счесть меня жирной рыбешкой, которую не грех выпотрошить. Немногие мужчины верят в то, что женщина способна постоять за себя, и уж совсем мало таких, которые предположили бы, что жертва окажется способна разогнать шестерых вооруженных головорезов.
Только я не просто так носила меч. Я была в хорошей форме, да и в уличных схватках имела опыт, а к тому же у меня было преимущество: калментский клинок.
Такой клинок по крайней мере на ладонь длиннее обычного меча, и чтобы носить его, не говоря уже о том, чтобы сражаться, нужен высокий рост. Даже такой рослой женщине, как я, приходилось носить калментский меч в заплечных ножнах. Будь он выкован из обычной стали, он был бы слишком тяжел для боя, но калментские кузнецы знали секрет сплава, клинки из которого получались такими же острыми и легкими, как обоюдоострый рог рыбы-пилы, и еще более смертоносными. Калментский меч начинал петь в моих руках, стоило мне постараться…
А уж постараться мне пришлось, когда на темной улице на меня напали шестеро душегубов.
