— И что, мы оставим их на съедение волкам, или другим неведомым тварям? Тебя разве не будет мучить совесть? — Джеймс пытался вызвать жалость у хаатина, но все было напрасно, Торн был непреклонен. Он, молча, протянул парню поводья и запрыгнул на лошадь. Он давно не испытывал жалости ни к кому, особенно к людям. Наоборот, у него в душе царили злоба и ненависть, но где-то глубоко все же таилось что-то человеческое — чувства, которые он похоронил глубоко в сердце. Хаатин и сам относил себя скорее к зверю, нежели к человеку. И он очень не любил моменты, когда человеческие эмоции в нем брали верх над звериной хладнокровностью.
Джеймс едва забрался на лошадь (у него еще плохо получалось) и, окинув взором, окровавленные тела разбойников, поскакал между деревьев вслед за Торном.
Они вышли из лесу и повернули на дорогу. Солнце еще не успело полностью выйти из-за горизонта. Бледно-оранжевый диск тяжело поднимался к небу, окрашивая поля в рыжий цвет. Тени всадников лениво поползли в длину и сделались уродливо большими и вытянутыми. Тучи, нахмурившись, побагровели. Они плыли куда-то на юг, в сторону, противоположную движению всадников.
Их дорога снова поворачивала к лесу. Совсем скоро пейзаж по обочинам дороги сменился с бесконечной долины на высокие и кривые деревья. Дорога была широкой, в две колеи. Влево и вправо от нее уходили маленькие тропки, которые вели в лес. На одну из них свернул Торн, и их путь теперь пролегал через чащу. Немного поплутав, они вышли к реке.
Это была горная речка. Она брала свое начало у подножия горы Иллезар и протекала через десяток деревень в провинции. За спокойный нрав и покладистый характер местные жители называли ее ласково- Ильза. Вода в ней была очень чистой и прозрачной. И даже на большой глубине можно было разглядеть дно.
Всадники спешились и подвели лошадей к водопою. Те жадно глотали воду и довольно фыркали. Торн достал из привязанного к седлу мешка жестяную флягу средних размеров. Он зашел в реку и опустил флягу в воду. В этом месте река была не глубокая. На ее середине вода едва доставала до колен. Сквозь ее толщу проглядывалось каменистое дно.
Немного передохнув, путники перешли реку вброд и отправились дальше. Джеймс долго молчал. Он был в обиде на Торна за то, что он не послушал его. Джеймс был слишком юн и не понимал некоторых происходивших вещей.
Торн в том злополучном эпизоде с разбойниками показался ему слишком жестоким и безжалостным. Ему казалось, что достаточно было неплохой трепки, чтобы эти трусливые бандиты разбежались в разные стороны. Зачем же надо было их убивать?! Эти мысли крутились в голове Джеймса почти на протяжении всего оставшегося пути до Стоунхилла и не давали ему покоя. И он демонстративно молчал, как это делали многие подростки в его возрасте, давая хаатину понять, что он был на него в обиде.
Торну же это было только на руку. Он не любил пустые разговоры, в основном потому, что просто не привык к ним. Ему не с кем было говорить. Все его общение ограничивалось односложными фразами, которыми он перекидывался с купцами, когда хотел что-либо купить или продать. Он знал, что поступил правильно в той ситуации. Отпусти он их на все четыре стороны, разбойники не отстали бы и преследовали их до последнего, создав немало проблем. Они сами выбрали свой путь. Хаатин ведь предлагал им уйти по-хорошему, но они отказались. Торн считал, что совесть его была чиста, но объяснять все это Джеймсу он не хотел. Да и какая ему разница, что подумает о нем шестнадцатилетний мальчишка.
До Стоунхилла оставалось совсем немного. Всадники немного сбавили ход. Джеймс понял, что его акция протеста не действует на хаатина. Он не мог больше молчать. У него накопилось много вопросов за время их непродолжительного путешествия. Он ни один раз приоткрывал рот, и хотел было что-то сказать, но тут же замолкал, так и не произнеся ни слова.
— Долго нам еще добираться? — нерешительно спросил Джеймс. Торн ответил не сразу и еще некоторое время игнорировал вопрос, который юноша не осмеливался повторить:
— Доберемся к утру, на рассвете будем на месте.
— А как мы найдем этого… Габриеля? — Джеймс долго вспоминал имя наследника, делая паузу на каждом слоге его имени.
— Я не знаю, — сухо протянул Торн.
— Как то не обнадеживает. Не то, чтобы я сомневался, что мы его все-таки найдем, но я думал, у тебя план какой-нибудь есть. Какая-нибудь зацепка, с чего начать поиски. Просто не хотелось бы просить каждого Габриеля в этом городе показать нам свою шею. А то еще подумают чего. И что это вообще за имя такое девчачье! Вот Торн, это я понимаю имя! Когда его слышишь, сам невольно начинаешь выворачивать карманы и выкладывать их содержимое! — Джеймс невольно усмехнулся. — Кто тебя так назвал? Что вообще значит — Тоорн?
— Воин! Торн на ирлитском языке означает — воин.
— Что это за язык такой? — Джеймс прибавил ходу и поравнялся с хаатином.
— Это мертвый язык! — Торн тяжело вздохнул. — На нем говорили наши предки много лет назад.
— У тебя есть дом? — Джеймс внимательно смотрел на собеседника, изредка поглядывая на дорогу. Торн молчал. Вопрос юноши задел его за живое. Он нахмурил свои густые черные брови и крепко сжал поводья, которые жалобно заскрипели под его сильными руками.
— Извини, я, наверное, что-то не то спросил! — попытался исправиться Джеймс, видя, насколько неприятен был его вопрос.
— У меня был дом! — перервал его Торн. Мой народ жил в горах Тирк в селении Фейрводж, что на севере провинции Корим. После того, как хаатинов изгнали из королевства, а виновных в убийстве короля казнили, прошло много лет. Империей в те времена правил наместник Рон. Его предки были приближенными к королевской семье, и именно их династия стала управлять империей после смерти короля. Они были благосклонны к нам. Они позволили нам заниматься земледелием и скотоводством. Истории о небывалой силе и выносливости хаатинов, а также об их умении обращаться с мечом лучше всех на свете, перерастали в легенды. Мой отец, когда я был маленьким, постоянно рассказывал мне их перед сном. Он был одним из немногих в нашем роду, в чьем сердце жил дух воина. Он восхищался великими победами наших предков и презирал предателей. Они предали не только короля, они предали наш народ!
Правитель империи не мог навязать свою волю каждому ее жителю. Были и такие, которые слепо верили или хотели верить, что именно хаатины были виновны во всех бедах, которые обрушились на страну после разделения амулета королей. Они ненавидели нас и мечтали отомстить. Были и просто наемники, которые делали то, за что им заплатили.
