Он лгал мне обо всём — почему меня забрали в поместье, что происходило на его землях. Проклятье — он не мог сказать мне правду, но и не притворялся, что всё в порядке. Нет — он лгал и объяснял, как мог, представляя ситуацию в таком свете, что было мучительно очевидно, что что-то очень, очень плохо.
Аттор в саду — скрытый от меня, как и я от него. Но Тамлин спрятал меня — и сказал оставаться на месте, а затем привёл Аттора почти прямо ко мне, позволив мне подслушать их.
Он оставил открытой дверь в столовую, когда они с Люсьеном говорили о… о проклятье, хотя в тот момент я этого не понимала. Он говорил в открытых местах. Он хотел, чтобы я подслушивала.
Потому что он хотел, чтобы я знала, чтобы слушала — потому что это знание… Я вспоминала каждый разговор, переворачивая слова как камни. Часть проклятья, которую я не уловила, о которой они не могли мне сказать в открытую, но Тамлину было необходимо, чтобы я о ней знала…
«Миледи не заключает сделок, не приносящих ей пользы».
Она бы никогда не уничтожила то, что так отчаянно желает — не когда она хочет Тамлина так же сильно, как я. Но если я убью его… или она знает, что я не смогу этого сделать, или она играет в слишком опасную игру.
Разговоры в памяти звучали один за другим, пока я не услышала слова Люсьена и всё замерло. И тогда я поняла.
Я не могла дышать, не когда я прокручивала воспоминание, не когда я вспоминала разговор, подслушанный однажды. Люсьен и Тамлин в столовой, дверь широко распахнута для всех, кто хочет послушать — чтобы я услышала.
«Для кого-то с каменным сердцем, твоё безусловно мягкое в последние дни».
Я посмотрела на Тамлина, в памяти мелькнуло ещё одно воспоминание и мой взгляд метнулся к его груди. Аттор в саду, смеётся.
«Хоть у тебя и каменное сердце, Тамлин» — говорил Аттор — «Внутри оно полно страха».
Амаранта никогда бы не рисковала, приказывая мне убить его — она знает, я не смогу убить его.
Не смогу, если его сердце невозможно пронзить лезвием. Не смогу, если его сердце обращено в камень.
Я вглядывалась в его лицо в поисках отголосков правды. Только в его взгляде читался дерзкий бунт.
Возможно, я ошибаюсь — возможно, у фэйри это просто такое выражение. Но все те разы, когда я обнимала Тамлина… я никогда не слышала его сердцебиения. Я была слепа ко всему, что было у меня перед носом, пока меня не ударили этим в лицо, но не теперь.
Вот, как она контролирует его и его магию. Как она контролирует всех Высших Лордов, как она держит их на привязи и как удерживает клочки души Юриана в косточке и глазе.
Никому не доверяй — говорила мне Элис. Но я доверяю Тамлину — и больше того, я доверяю себе. Я верю тому, что я точно слышала — я верю, что Тамлин умнее Амаранты, я верю что всё, чем я пожертвовала — не напрасно.
В зале все притихли, но моё внимание было только на Тамлина. Должно быть, догадка отразилась на моём лице, потому как его дыхание участилось, и он поднял подбородок.
Я сделала шаг к нему, затем ещё. Я права. Я должна быть права.
Я с шумом втянула воздух, схватив кинжал с протянутой подушки. Я могу ошибаться — я могу до боли, до ужаса ошибаться.
Но когда я подошла к Тамлину с ясеневым кинжалом в руке, он слабо улыбался.
Существует такая вещь, как Судьба — потому что благодаря Судьбе я оказалась там, чтобы услышать их личный разговор, потому что Судьба нашептала Тамлину, что холодная, упрямая девушка, которую он забрал в свой дом, будет именно той, кто разрушит его проклятье, потому что Судьба оставила меня в живых ради этого момента, просто чтобы увидеть — слушала ли я.
И вот он — мой Высший Лорд, мой любимый, на коленях передо мной.
— Я люблю тебя, — и я ударила его кинжалом.
Глава 44
Тамлин закричал, когда лезвие вонзилось в кожу, ломая кости. Его кровь хлынула по моей руке и на один тошнотворный момент я подумала, что ясеневый кинжал легко пройдёт сквозь него.
Но затем раздался слабый глухой звук — и в руку ударило обжигающее эхо, когда кинжал наткнулся на что-то твёрдое и неподатливое. Тамлин пошатнулся, его лицо побледнело, и я выдернула кинжал из его груди. Кровь стекала по полированному дереву, я подняла лезвие.
Острие поцарапано, кончик загнулся.
Задыхаясь, Тамлин схватился за грудь, рана уже начала исцеляться. У подножия возвышения Рисанд ухмыльнулся от уха до уха. Амаранта поднялась на ноги.
Фэйри перешёптывались. Я бросила кинжал, он с грохотом встретился с красным мрамором.
«Убей её» — хотела я закричать Тамлину, но, приложив руку к ране, он не двигался, кровь продолжала струиться. Слишком медленно — он исцеляется слишком медленно. Маска не упала. «Убей её сейчас же».
— Она победила, — сказал кто-то в толпе.
— Освободите их, — вторили ему.
Амаранта побелела, её черты искажались до тех пор, пока не стали истинно змеиными.
— Я освобожу их, когда посчитаю необходимым. Фейра не уточняла, когда я должна освободить их — только то, что я должна. Когда-нибудь. Возможно, когда ты умрёшь, — сказала она с улыбкой, полной ненависти. — Ты подумала, что когда я говорила о мгновенном освобождении относительно загадки, то это же касается и испытаний, не так ли? Глупая, глупая человечишка.
Я попятилась назад, когда она спустилась с помоста. Её пальцы изогнулись когтями — глаз Юриана обезумел в кольце, его зрачок расширялся и сужался.
— А ты, — прошипела мне Амаранта. — Ты, — её заострившиеся зубы сверкали. — Я убью тебя.
Кто-то закричал, но я не могла пошевелиться, не могла даже отойти в сторону с её дороги, как нечто гораздо сильнее и быстрее молнии ударило меня, и я повалилась на пол.
— Ты заплатишь за свою дерзость, — прорычала Амаранта, и крик разорвал моё горло, когда боль, подобной которой я никогда не знала, вспыхнула по всему телу.
Моё тело взвилось в воздух и с силой врезалось в пол, каждая кость вздрогнула и сквозь меня пронеслась ещё одна волна мучительной агонии.
— Признай, что на самом деле ты его не любишь, и я пощажу тебя, — прошептала Амаранта и, сквозь туман перед глазами, я увидела, как она приближается ко мне. — Признай, какой ты трусливый, лживый, изменчивый кусок человеческих отбросов.
Нет — я не скажу этого, даже если она размажет меня по земле.
Но меня разрывало изнутри и трясло в агонии, я была не в силах закричать от боли.
— Фейра! — взревел кто-то. Нет, не кто-то — Рисанд.
Но Амаранта приближалась.
