У него в руках был еще один козырь. Который программист собирался открыть после прибытия в большой мир. Жалко девушек, конечно, все семь невест при этом оставались без места. Но на жалости к партнеру счастья не построить.
Только вопли соревнующихся девушек поутихли, программист выскочил из кощеева склепа и тоже бросился наверх, искать друзей. Пора возвращаться домой.
Неб
Кощей оказался рассудительным стариком. Он не выглядел ни загнанной ланью, ни пойманным преступником, хотя на самом деле этим всем в настоящий момент и являлся. Как еще можно назвать человека, который пусть даже для блага, но вмешался в жизнь людей без соответствующей на то санкции. Судить и наказывать я его не собирался. Думаю, достаточно будет мирных переговоров и соглашения: 'Невест выбираете из своего мира, в наш ни ногой, и в качестве оплаты ОСЯ поставляет вам донорскую кровь для лангсуяр'. Такая цена оказалась куда более приемлемой, нежели просьбы Марго об убийстве троих человек. Черные дела имеют одно нехорошее свойство, становиться известными общественности в один прекрасный момент.
Кощей как никто другой понимал, такой славы ему и близко не надо. За многотысячелетнюю жизнь сплетен вокруг его персоны накопилось немало. Начиная с издевательства над девицами и заканчивая кровавыми разборками на улицах тридесятого государства и проклятьями в адрес тамошних царевичей. Немало уходило нервов, чтобы развеять каждую из сплетен. А когда один из добрых молодцев пустил слух, якобы подвалы Кощеева замка забиты золотом, так Бессмертному пришлось потратить немало средств на организацию бесплатных экскурсий всем желающим в оные подвалы и показать, что золотом в замке не пахнет. Однако ж один из баянов не стал убирать из своей песни строку: 'Там царь Кощей над златом чахнет'.
А узнай лесоморский люд, что Бессмертный кормит свою жену в обмен на жизнь своей правнучки и двух добрых молодцев из другого мира, окажись все это правдой, точно, дурную славу Кощей уже не смоет.
Грамоту мы составили на бересте, имевшейся в замке, и поставили свои подписи: Кощей, Любава и я. Теперь договор надо доставить в ОСЯ и наладить передачу канистр с кровью. Это не проблема, потому что Горыныч, выкрашенный под цвет самолета из большого мира раз в неделю летал в Москву за продовольствием для лесоморских дворцов. А вампиры — отдельная тема, которой в ОСЯ, как ни странно звучит, занимался человек с фамилией Кощеев. Мужчина вовсе не походил на Бессмертного, так, совпадение.
— Да, — опомнился тут я, — будет еще одна просьба. Не могли бы вы помочь мне избавиться от рогов? Ингредиенты для зелья, перечисленные Ягой, имеются… кроме зуба змея…
Я готов был поведать Любаве и Бессмертному и рецепт, если бы русалки, сидящие на подлокотниках кощеева трона, не рассмеялись до колик в животах.
— Я сказал что-то не то? — стушевался я, почувствовав, как горят щеки от стыда.
Ответ так и не довелось узнать, потому что именно в этот момент в тронный зал ворвался ошарашенный Иван Дураков. Сбивчиво мой товарищ объяснил, как оживил всех семерых девиц в подземелье и что теперь все они хотят от его скромной персоны. Кратким пересказом случившегося программист вызвал новую волну смеха. Теперь уже к хохоту присоединились Кощей и Любава. А нам с Милли стало как-то не весело. Совсем недавно Бессмертный рассказал нам, кто и при каких обстоятельствах должен расколдовывать девиц. Я так и предполагал, что добрый парень Иван решится поцеловать всех, а в результате будет обязан на всех и жениться. Что невозможно!
Мне-то и пришлось рассказать Дуракову о чарах, наложенных на спящих красавиц.
— Тьфу, блин! — выругался программист, добавив к своей речи еще три этажа любимых слов гномика, сейчас усердно изучающего словарь Даля. — И что теперь делать?
— Полнейшая жопа! — констатировала Милли. — Но надо возвращаться. Тут мы все сделали…
— Кроме… — я указал на рожки у себя на голове.
— Сказать честно? — сощурилась дочка Марго. — Ты с ними куда симпатичнее, чем без них.
— Спасибо за комплимент, бестия, — обиженно фыркнул я, а потом обратился к Кощею за помощью.
Средство Яги оказалось вовсе не единственным лекарством против рогов. Бессмертный знал еще пару заклинаний, завершающих превращение из животного в человека. Одно из них заключалось в обматывании рогов волосом русалки и прочтении длинного стиха, по слогу напоминавшему кеметские гимны. Одно меня досадовало очень сильно: при дворе у Кощея имелось как минимум две русалки, и можно было не рисковать на Лихом озере, добывая локоны водных дев. Правда, тот эпизод на берегу очень сильно изменил взгляды Дуракова на жизнь. Поэтому я и не жалею об опасной миссии с Диной и ее подругой.
Глянув в зеркало, я обнаружил, что рогов после колдовства Кощея как и не бывало.
— Но… — помялся Бессмертный. — У этого заклинания есть один побочный эффект.
О котором, полагаю, лучше не знать. Представляю, как мои дети рождаются рогатыми, и прихожу в ужас.
— Нет-нет, — прочитав мои мысли, отмахнулся Кощей, — все намного проще. Если изменишь жене, полюбишь другую… рога вырастут заново. И их больше не убрать.
Это нам не страшно! Я готов был зарекаться, ведь никого, кроме Маш-шу, мне не нужно. Поскорей бы вернуться в большой мир и обнять любимую девушку.
Когда мы вышли из дворца, семь расколдованных девиц кинулись было на Ивана, но Бессмертный предусмотрительно остановил их, очертив вокруг нас посохом. На залитой солнцем поляне сидел Змей Горыныч с прикрепленным к спине автобусом марки ПАЗ, выкрашенным в дикий зеленый цвет. Под крышей автобуса красовалась надпись на одном из языков большого мира 'Goryinich-airlines'.
— А отворотом напоить их можно? — жалостливо попросил Дураков.
Оказалось, что нельзя. Любовные чары сильнее всяких зелий, даже если сварила их сама баба Яга. Оставался единственный способ отвадить всех невест от Ивана — женитьба на одной из спасенных поцелуем. После этого чары с остальных снимались сами собой. Счастье, что в Лесоморье нет закона о многоженстве.
— Я женюсь, — уверенно заявил программист выходя из-за границы очерченного круга, а потом уточнил. — На девушке, которую я поцеловал, чтобы спасти от незавидной участи.
Все семеро невест с замиранием сердца ждали, кого ж из них назовет их спаситель. Но Иван не торопился.
— Я оглашу свое решение, когда мы прибудем в Москву, — холодно заметил он, направляясь к Лесоморскому самолету.
Горыныч подставил ему крыло, которое Дураков поспешил назвать 'охрененным трапом'. Мы с Милли проследовали за ним. И только когда мы уселись на водительские места, то пригласили девушек в салон.
