— Надеюсь, она не против того, что мы здесь, — прошептала дамна.
— Почему ты думаешь, что Нимуэ — женщина? — спросил Гвилли, заходя по колено в воду и ежась от се прохлады.
— Ну-у, не знаю, — протянула Фэрил. — Просто мне кажется, что в таком дивном месте может жить именно женщина.
Гвилли нырнул и секунду спустя снова показался на поверхности воды, держа в руке горсть песка.
— Мыла у нас нет, зато есть вот это. Дай-ка я потру тебе спинку, — предложил он Фэрил.
Дамна улыбнулась и подняла волосы, рассыпавшиеся по плечам.
— Я даже знаю, чем это мытье, как всегда, закончится.
— И я тоже знаю, любовь моя! — довольно улыбнулся Гвилли.
Минуту спустя из густого мха у подножия гигантского дуба раздался шепот:
— Надеюсь, Нимуэ не смотрит!
Прошло еще два дня. Силы постепенно возвращались к варорцам. Сегодня у друзей был настоящий праздник: впервые за последние семнадцать дней Урусу и Аравану посчастливилось подстрелить в горах несколько перепелов. Человек развел костер снаружи, с внешней стороны утеса, чтобы лишний раз не тревожить спокойствия пещеры, и зажарил перепелов. И теперь друзья сидели вокруг костра и наслаждались этой «пищей богов».
Гвилли, уплетая за обе щеки, ни с того ни с сего вдруг сказал:
— Чего я не могу понять, так это почему барон Стоук в таком почете у султана Гиреи.
— Ну, точный ответ на этот вопрос известен только им двоим, — пожала плечами Риата. — Но кое-какие предположения я сделать все же могу. Во время Войны Заклятия и Зимней войны гирейцы поддерживали Гифона и даже поклонялись ему. Эмир на вопрос Фэрил о разрушенных мечетях и минаретах ответил, что примерно девятьсот лет назад — то есть как раз во время Зимней войны — его дед воспользовался своей властью эмира, чтобы сместить имамов и пресечь поклонение ложному пророку — Шавею, которому и по сей день возносят молитвы тысячи верующих по всей пустыне. Эмир добавил, что тогда-то их предки и вернулись к истинной вере, то есть скорее всего к вере в могущество Гифона.
Фэрил так и ахнула:
— Ой, Риата, я только сейчас поняла, почему ты тогда, на обеде у эмира, прервала меня.
— Да, малышка, — кивнула эльфийка. — Я не знала тогда о готовившемся злодеянии, но не хотела, чтобы эмир видел в нас врагов, знающих о творящихся здесь беспорядках и способных донести о них Верховному Правителю в Пеллар.
Араван нахмурился:
— Все это не предвещает ничего хорошего для Митгара.
— Ты думаешь, грядет еще одна война? — встрепенулся Урус.
— Кто может сказать наверняка? — вздохнул Араван. — Я знаю лишь одно: смертные, которые во время изгнания Гифона за пределы Сфер были в Адонаре, а потом вернулись в Митгар, рассказывали, что великий вулк пообещал: «Я уже повернул колесо истории так, что грядут великие события, и хотите вы этого или нет, а я вернусь, завоюю мир и буду властвовать!» Обещание его частично исполнилось, когда на землю обрушился метеорит Миркенстон и началась Зимняя война. Но кто знает, что еще может случиться?
— От твоих слов у меня мурашки бегут по коже, — промычал Гвилли.
— Да уж, это точно, — согласилась Фэрил. — Одного не могу понять: при чем тут Стоук?
В разговор вступил Урус:
— Понимаешь, то, что Стоук в чести у султана, означает лишь одно: султан видит в нем могущественного союзника и, зная о власти барона над ночным народом, хочет, чтобы тот обеспечил его сильной армией из всякой нечисти.
— О Адон! — чуть не задохнулся от волнения Гвилли. — Но это значит… что будет еще одна война с Гифоном.
— Как бы там ни было, — заключил Урус, — если мы расправимся со Стоуком, одним врагом будет меньше — и каким врагом!
Медведь поднялся на ноги и взглянул на небо. Солнце садилось за гребнем гор.
— Пойду схожу за лопаткой: нужно тут прибраться, а то как бы нас кто-нибудь не обнаружил ночью.
— Если верить эмиру, до мечети, ставшей логовом Стоука, нужно ехать целый день, — проговорила Фэрил, и ее звонкий голос говорил о том, что дамна полностью выздоровела. — Но в ущелье Араван и Урус видела гхулка и коня Хель, которые ехали не торопясь, нисколько не опасаясь приближающегося рассвета. Это значит лишь одно: на полпути до мечети в каньоне есть еще какое-то прибежище для всей этой нечисти — пещера или что-то вроде того.
Урус кивнул, еще не до конца понимая, куда клонит дамна:
— А мы-то с тобой не додумались до этого, Араван. Я всегда говорил, что валданы — народ смышленый!
— У меня были хорошие учителя, — улыбнулась Фэрил и продолжала: — Если мы отправимся в путь днем, мы прибудем на место как раз к закату солнца, когда вся нечисть повылезает из своих нор. Ночью же ехать по каньону еще опаснее, потому что тогда мы неминуемо столкнемся с кем-нибудь из ночного отродья. Да и вообще по ущелью не проедешь — мы оставим следы, и по ним будет легко нас найти, особенно если у рюптов и правда есть внизу укрытие. Я предлагаю ехать поверху и держаться как можно дальше от ущелья, а ночью прятаться. А когда найдем мечеть, подождем до наступления дня, ведь тогда, если силы будут слишком неравны, мы всегда сможем спастись бегством.
Фэрил закончила говорить. Все сидели тихо. Наконец Урус сказал:
— Ну, что я говорил: валданы не промах!
Все остальные согласились, что план хорош, а Гвилли прошептал на ухо своей дамми:
— Ты моя умница!
Через три недели после того, как друзья попали в пещеру, они собирали поклажу и готовились покинуть благословенный уголок. Выехать предстояло на рассвете.
Варорцы обнаружили все необходимое в своих сумках, предусмотрительно захваченных из крепости. Если бы стражники обратили внимание, как тщательно подбирает дара оружие и одежду своим детям, остававшимся во дворце, они сразу почувствовали бы неладное. Но, к счастью, этого не произошло.
Теперь, когда варорцы поправились, настало время решительных действий.
Друзья запрягли лошадей, переоделись из пышных подаренных эмиром нарядов в собственную одежду и подвесили на пояса оружие. Шелка и атлас они аккуратно сложили и оставили под деревом в подарок Нимуэ. Наконец все было готово к отправлению.
Урус, Риата, Гвилли и Фэрил вывели из пещеры своих лошадей, Араван же немного задержался. Зажав в руке синий талисман, он заговорил, и голос его эхом разнесся по лощине.
— Нимуэ, мы благодарны тебе за гостеприимство, а еще больше за спасение жизней наших друзей, ибо с их смертью свет много потерял бы. Мы теперь отправимся платить старые долги, и если мы можем что-нибудь сделать для тебя, то будем искренне рады…