И она показывала ему всех, кто проезжал мимо: Перидора из Сула, предводителя миландцев, и его племянника Стюпмара; Фендора с Шалгрета и его младшего брата Эмерона Гальта, недавно исцелившегося от той тяжелой раны, что нанес ему на Кротерингском Скате Кориний, — эти двое вели пастухов и скотоводов с великих пустошей к северу от Двуречья, которые, держась за стремена, пойдут в битву на неприятеля вслед за скачущей во весь опор конницей со своими легкими круглыми щитами и короткими воронеными мечами; Бремери в его золотом шлеме с бараньим рогом и в вышитом плаще из алого бархата, ведшего долинных жителей Онвардлайта и Тиварандардала; Трентмара из Скоррадала с новобранцами с северо-востока, из Бюланда, с Взморья и из Брекингдала; Астара с Реттрея, тощего и гибкого, с худым лицом, смелым взглядом, белой кожей и ярко-рыжими волосами и бородой, ехавшего на своем отменном чалом во главе двух отрядов копейщиков с огромными склепанными железом щитами: людей из окрестностей Дрепабю и из юго-восточных долин, землевладельцев и арендаторов Голдри Блусско. За ними шли островитяне с запада во главе со старым Кваззом с Далнея, что величаво смотрелся со своей белоснежной бородой и сверкающими доспехами, хотя их настоящими предводителями в бою были мужи помоложе: Мельхар со Струфея, с могучей грудью, пронзительным взглядом и густыми вьющимися каштановыми волосами, верхом на неистовом гнедом коне, в сверкающей золотом кольчуге и наброшенной на широкие плечи богатой мантии из кремовой парчи, и Тармрод на своей небольшой черной кобыле, в серебряной кольчуге и шлеме с крыльями летучей мыши, державший в лене у Брандоха Даэй Кенарвей, подвижный и готовый к бою, как стрела на натянутой тетиве. За ними шли люди из Вестмарка во главе с Арнундом из Бю. А за ними — четыре сотни конников, непревзойденных по красоте или выправке кем-либо из всей этой армии, с ехавшим во главе юным Камераром, что был огромен как великан, прям как копье, наряден как король, и нес на своем громадном копье вымпел лорда Кротеринга.
— Рассмотри их хорошенько, — сказала Мевриан, когда они проезжали мимо. — Это наши люди со Ската, из Громового Фьорда и Стропардона. Можешь обыскать весь необъятный мир, но не найти им ровни в скорости, пыле и прочих воинских достоинствах, и в готовности исполнить приказ. Ты выглядишь печальным, господин мой.
— Госпожа моя, — сказал лорд Гро. — Для слуха того, кто привык, подобно мне, считать суетной всю мирскую пышность, в музыке всей этой мощи и славы различим глубокий тон грусти. Короли и правители, что упиваются могуществом, красотой, силой и богатыми одеяниями, ненадолго выходя на сцену этого мира и небесных просторов, — кто они, как не позолоченные летние мухи, что умирают вслед за умирающим днем?
— Не годится моему брату и остальным дожидаться нас, — сказала леди. — Он собирались взойти на борт, как только армия спустится в гавань, ибо их корабли первыми выйдут из фьорда. Уже действительно решено, что ты отправишься в это путешествие с ними?
— Я так решил, госпожа моя, — ответил тот.
Она двинулась по дороге к гавани, но Гро положил руку на поводья и остановил ее.
— Дорогая госпожа, — сказал он, — все эти три ночи мне снился сон, странный сон, все детали которого указывали на великую тревогу, растущую опасность и большую беду, предвещая некий ужасный исход. Сдается мне, если я отправлюсь в это путешествие, ты больше меня не увидишь.
— Фи, господин мой, — воскликнула она, протягивая ему руку, — не предавайся этим тщетным раздумьям. Это просто луна светила тебе в глаза. А если нет, останься здесь, с нами, и обмани Судьбу.
Гро поцеловал ее руку и удержал в своей.
— Госпожа моя Мевриан, — промолвил он, — Судьбу не обманешь, сколь бы искусно мы ни ловчили. Думаю, немного осталось в наши дни столь отважных людей, что страшились бы лика смерти менее чем я. Я отправлюсь в это путешествие. Лишь одно может остановить меня.
— И это?.. — сказала она, ибо он внезапно замолк.
Он помедлил, глядя на ее руку в перчатке, которую держал в своей руке.
— Человек хрипнет и немеет, — сказал он, — если волк увидит его первым. Разве ты раздобыла себе волка, что я немею, когда хочу все сказать тебе? Но однажды я это сделал, и этого было достаточно, чтобы дать тебе понять. О Мевриан, помнишь ли ты Невердал?
Он взглянул на нее. Но Мевриан сидела прямо, словно ее божественная Покровительница; сладкие и спокойные уста ее были сомкнуты, а пристальный взгляд устремлен на гавань и корабли. Она осторожно высвободила свою руку из рук Гро, и он не попытался удержать ее. Она отпустила поводья. Гро вскочил в седло и последовал за нею. Бок о бок они тихо двинулись по дороге на юг, к гавани. Прежде чем они оказались в пределах слышимости от причала, Мевриан заговорила:
— Не считай меня неучтивой или забывчивой, господин мой. Все, что мне принадлежит, лишь попроси, отдам тебе обеими руками. Но не проси у меня того, что не принадлежит мне, или того, что, отдай я это, обернулось бы лишь фальшивым золотом. Ибо не принесет это пользы ни тебе, ни мне, и я бы не поступила так и с врагом, тем более с тобой, моим другом.
* * *
И вот, вся армия взошла на борт, и они обменялись прощаниями с Воллом и теми, кому предстояло остаться дома вместе с ним. Друг за другом корабли вышли на веслах во фьорд, были распущены шелковые паруса, и вся великая армада отплыла на юг, в открытое море под ясными небесами. Всю дорогу ветер благоприятствовал им, и плавание их было быстрым, так что уже на тридцатое утро с их отплытия из Обзорной Гавани они увидели серевшую в морских брызгах длинную обрывистую береговую линию Импланда Мора и колонной двинулись через Проливы Меликафказа, ибо два корабля едва ли прошли бы в ряд в этом узком канале. Черные утесы смыкались по обе стороны пролива, и тысячи морских птиц покрывали каждый выступ этих утесов подобно снегу. Огромные их стаи поднимались и кружили над проплывавшими кораблями, и воздух полнился их стенаниями. Справа и слева подобно дыханию молодых китов постоянно вздымались с поверхности моря столбы белых брызг. Это ловили рыбу в проливе ширококрылые олуши. Они летали в линию по три или по четыре, одна за другой, на высоте многих мачт, и время от времени одна из них замирала в полете, будто пораженная молнией, и ныряла головой вперед с полусложенными крыльями, будто ослепительно-белая стрела с широким наконечником, пока в нескольких футах над поверхностью не складывала крылья вместе и не врезалась в воду с шумом, словно от брошенного в воду огромного камня. А через мгновение она уже всплывала, белая и щеголеватая, с добычей в глотке, какое-то время качалась на волнах, чтобы отдохнуть и подумать, а затем мощными взмахами крыльев вновь поднималась ввысь и продолжала свой полет.
