Король плакал, и его тело, казалось, постепенно чахло, его щеки впали, руки истощились.
Словно его жизненная сила и принц-демон в нем были действительно связанны – и один уже не мог существовать без другого.
- Шаол жив, - пробормотал король, сквозь истощенные руки, опуская их, чтобы показать покрасневшие глаза, побелевшие с возрастом. - Разбит, но я не убил его. Вокруг него был свет. И я оставил его в живых.
Рыдание вырывались из его горла. Она надеялась, что у него был шанс выжить...
- Ты лжец, - снова сказал Дорин, его голос все такой же холодный. Такой холодный. - Ты не заслуживаешь этого. Свет вспыхнул под пальцами Дорина.
Аэлина одними губами позвала его, пытаясь собраться с мыслями. Демон внутри короля охотился на нее, не из-за угрозы Террасена – а из-за ее огня. Огня, который мог уничтожить их обоих.
Она подняла руку, когда Дорин подошел к отцу. Они должны были спросить больше, узнать больше...
Наследный принц слегка наклонил голову назад, к небу, и взревел, это был боевой клич бога.
А затем стеклянный замок разбился.
Мост под ней взорвался, и мир превратился в осколки летящего стекла.
Аэлина резко упала в открытый воздух, башни рушились вокруг нее.
Она обернула свою магию в кокон, прожигая стекло, когда падала, падала и падала.
Люди кричали – кричали, когда Дорин разнес замок за Шаола, за Соршу, и послал волну стекла в сторону города, лежавшего ниже.
Аэлина летела вниз и вниз, здания вокруг нее взрывались, а свет от осколков был таким ярким...
Аэлина собрала всю свою магию, до последней капли, когда замок рухнул, и обрушил смертельную волну стеклянных осколков на Рафтхол.
Дикий огонь мчался к вратам замка, против ветра, против смерти.
И когда волна осколков долетела до Железных врат, проходя через трупы, будто те были бумажными, стена огня вспыхнула перед ними, уходя высоко - высоко, распространяясь вдаль. Останавливая их.
Ветер толкнул ее, жесткий и неумолимый, ее кости застонали, поскольку он поднимал ее вверх, а не вниз. Ее это не волновало – не тогда, когда она использовала всю свою магию, используя всю глубину своего существа, чтобы удержать барьер пламени, защищающий Рафтхол. Еще несколько секунд, и она может умереть.
Ветер врезался в нее, и ей казалось, что он словно ревел ее имя.
Волна за волной, стекло и обломки врезались в ее Дикий огонь.
Но она держала стену огня – ради Королевского театра. И ради цветочниц с рынка. И ради рабов, куртизанок и семьи Фалюк. Ради города, который подарил ей боль и радость, смерть и возрождение. Ради города, который подарил Аэлине музыку, она держала стену огня, которая горела так ярко.
Кровь лилась дождем среди стеклянных осколков – кровь превращалась в пар на ее небольшом коконе огня, создавая сильный запах темноты и боли.
Ветер продолжал дуть, пока не унес запах темной крови.
Аэлина все еще держала щит вокруг города, держась исключительно за обещание, которое она дала Шаолу.
Она сделала это.
Она держалась, пока земля не появилась под ней...
И она тихо приземлилась на нее.
Тогда тьма заволокла ее разум.
***
Мир был таким ярким.
Аэлина Галатиния застонала, когда приподнялась на локтях, под ней был нетронутый и яркий холм травы. Только мгновение – она отключилась только на мгновение.
Она подняла голову, ее череп пульсировал от боли, когда она убрала волосы от лица и посмотрела на то, что сделала.
Что Дорин сделал.
Стеклянного замка больше не было.
Остался только каменный замок, его серые камни нагревались на полуденном солнце.
А где волна стекла и обломков должна была разрушить город, теперь блестела крупная непрозрачная стена.
Стеклянная стена, ее края были изогнуты, будто она действительно была волной.
Стеклянный замок разрушен. Король убит. А Дорин...
Аэлина карабкалась, ее руки подгибались. Там, на расстояние чуть более трех футах, на траве растянулся Дорин, его глаза были закрыты.
Но его грудь вздымалась и опускалась.
Около него, как будто благодаря какому-то богу, лежал Шаол.
Его лицо было окровавлено, но он дышал. Никаких других травм не было, по крайней мере которых она могла увидеть.
Ее начало трясти. Она задалась вопросом, заметил ли он, что она подсунула ему в карман настоящий глаз Элианы, когда сбежала.
Аромат сосны и снега поразил ее, и она поняла, как они пережили падение.
Аэлина пошла, слегка покачиваясь.
Склон холма к городу был уничтожен, его деревья, фонарные столбы и зелень были измельчены стеклом.
Она не хотела знать, что случилось с людьми, что были здесь – или в замке.
Она заставила себя идти.
К стене. К испуганному народу за ней. К новому миру, что манил.
Два аромата знакомы, а затем был третий. Странный, дикий запах, который принадлежал всем и никому.
Но Аэлина не смотрела на Эдиона, Рована или Лисандру, когда спускалась вниз по склону к городу.
Каждый шаг был пыткой, каждое дыхание - испытание, чтобы вытащить себя с края пропасти, чтобы удержать себя здесь и сейчас, и для того, что она должна была сделать.
Аэлина подошла к высокой стеклянной стене, которая теперь отделяла замок от города, которая отделяла жизнь от смерти.
Она ударила столбом синего пламени в нее.
Еще больше криков возникло, когда пламя разрушило стекло, образуя проход.
Люди за стеной плакали, держали друг друга или хватались за головы, или прикрывали рты, стало тихо, когда она сделала шаг вперед.
Виселица прямо за стеной была единственным возвышением, которое она увидела.
Лучше чем ничего.
Аэлина поднялась на платформу эшафота, ее придворные внизу, позади нее. Рован хромал, но она не позволила себе долго смотреть на него, даже спросить, в порядке ли он. Пока нет.
Аэлина расправила плечи, ее лицо стало серьезным и непреклонным, когда она остановилась на краю платформы.
- Ваш король мертв, - сказала она. Толпа зашевелилась. - Ваш принц жив.
- Да здравствует Дорин Хавильярд, - крикнул кто-то из толпы. Никто не повторил.
- Меня зовут Аэлина Галатиния, - сказала она. И я – Королева Террасена.
Толпа пробормотала: некоторые отошли от платформы.
- Ваш принц в трауре. Пока он не оправится, этот город мой.
Абсолютное молчание.
- Если вы будете грабить, если вы будете бунтовать, если вы создадите хоть одну неприятность, - сказала она, смотря некоторым прямо в глаза. - Я найду вас и сожгу дотла.
Она подняла руку, и из кончиков пальцев вырвался огонь.
- Если вы восстанете против вашего нового короля, попытаетесь захватить замок, тогда эта стена, - она указала горящей рукой, - тогда расплавленное стекло затопит ваши улицы, ваши дома, ваши глотки.
Аэлина подняла подбородок, ее рот сомкнулся в тонкую линию, когда она рассмотрела толпу, заполняющую улицу, люди вытягивали шеи, чтобы увидеть, рассмотреть уши Фэ и удлиненные клыки, посмотреть, как огонь мерцает на ее руках.
- Я убила вашего короля. Его империя закончилась. Ваши рабы теперь свободные люди. Если я поймаю вас на том, что вы держите рабов, если я услышу о любом, кто держит их в плену, вы умрете. Если услышу, как вы порете рабов или пытаетесь продать их, вы умрете. Поэтому, я думаю, вы расскажете своим друзьям, семьям и соседям. Я думаю, что вы будете вести себя как разумные, интеллигентные люди. И я полагаю, что вы будете вести себя как можно лучше, пока ваш король не сможет поприветствовать вас. В это время, клянусь своей короной, что возьму этот город под свой контроль. Если у кого-то есть проблемы с этим, вы можете обсудить их с моими придворными.
Она указала назад. Рован, Эдион и Лисандра были окровавленные, избитые и грязные – озорно усмехнулись.
- Или, - сказала Аэлина, огонь мерцал на ее руке. - Вы можете обсудить их со мной.
Ни слова. Ей стало интересно, дышали ли они.
Но Аэлину это не волновало, когда она спустилась с платформы и прошла через проход в стене, который она сделала, к полностью бесплодным склонам и каменному замку.
Едва она прошла через дубовые ворота, то упала на колени и заплакала.
Элида находилась в темнице так долго, что потеряла счет времени. Но она почувствовала эту пульсацию в мире и могла поклясться, что слышала, как ветер шептал ее имя, слышала крики паники — а затем ничего.
Никто не объяснил, что это было, и никто не пришел. Никто не пришел за ней.
Она задалась вопросом, как долго Вернон будет ждать, прежде чем даст ей одну из этих штуковин. Она попыталась отслеживать время, считая пищу, но еда, которую они давали ей была одинаковой и на завтрак, и на обед, и время приемов пищи менялось… Как если бы они хотели, чтобы она потерялась во времени. Как если бы они хотели, чтобы она слилась со тьмой подземелья так, чтобы, когда они придут за ней, она была послушной, отчаявшейся настолько, лишь бы увидеть солнце снова.
