Оглянувшись вокруг, Лѝхард заново оценил окружающий ландшафт. Его дом более чем комфортабелен. Но она не привыкла жить среди лесных существ, тем более, вдали от друзей и родных. Вдруг ей здесь не понравится? Ведь то, что хорошо для Лешего… поймав себя на неуместных фантазиях, он раздражённо взъерошил волосы, заставляя мысли вернуться в реальность. Боги всемогущие, да он однозначно сходит с ума!
Мимо, смеясь и пританцовывая, промчались три изумительно красивые девушки с развевающимися волосами. Их полупрозрачные одежды, подпоясанные яркими лентами с серебряными подвесками в виде полумесяца, больше открывали, чем прятали стройные фигурки. Трава не приминалась под лёгкой поступью мавок, а смех переливался звонкими колокольчиками.
Следом за ними, кряхтя и переваливаясь на кривых ножках, поспешно семенил лесовичок в похожей на мухомор широкополой шляпе. На ходу подтягивая штаны, старикашка забавно покрякивал и отдувался, пытаясь догнать лукавых красавиц. Одному Велесу ведомо, зачем… А те резвились пуще прежнего, кружась вокруг незадачливого ухажёра, дразня воздушными поцелуями и щекоча лоскутками платьев, что проскальзывали совсем рядом, не позволяя себя ухватить.
"Такие же хрупкие", — восхищённо подумал Лѝхард, с улыбкой наблюдая за жизнерадостным танцем своих подопечных. В следующую секунду сердце болезненно сжалось, заставив его прерывисто вздохнуть. Подумать только — в минуту опасности отважная девочка, не раздумывая, закрыла его собой!
Одна из красавиц, обернувшись к Лешему, отделилась от процессии. Вращаясь и грациозно размахивая тонкими руками, прокружилась ближе.
— Привет, Рябинка, — хмыкнул он, зная, что не получит ответного приветствия.
Девушка ослепительно усмехнулась, встряхнув шелковистыми локонами, и красные ягоды, вплетенные в её венок, весело подпрыгнули.
Каждую из мавок, появившихся в его лесу, он называл соответственно цветам или ягодам, что предпочитала она вплетать в свои волосы или венки. Рябинка, Ромашка, Муравка. Впрочем, им — беззаботным и нежным созданиям, лёгким, как пёрышко и прекрасным, как сама весна — кажется, было всё равно, есть ли у них имена. Им неведомы были размышления о прошлом и будущем. Не тяготили сожаления, чувство утраты или угрызения совести. Лесных дев интересовали только игры и шалости, смех и развлечения, радость и веселье.
Рябинка, протанцевав перед Лесным Владыкой ещё пару изящных кругов, неслышно опустилась на подлокотник кресла. Её пальчики старательно расправили прозрачно-мятные лоскутки невесомого одеяния, а головка безмятежно умостилась на его плече. Девушка тихонько вздохнула, словно приглашая Лешего к беседе. Вот только поддерживать её мавка не умела.
— Лунница работает иначе, чем я ожидал, — пробормотал Лесогор, утешаясь хотя бы тем, что не разговаривает сам с собой.
Светлые бровки Рябинки нахмурились с намёком на мыслительный процесс. Её ладошка несмело скользнула вдоль талии Лешего и, нащупав оберег, задумчиво поиграла с Лунницей.
— Всеми силами я стремлюсь оградить её от опасности, — рассеянно продолжил он, — А от самого себя защитить не могу.
Мавка чуть слышно фыркнула, дёрнув носиком, и согласно кивнула.
— Жаль, что ты ничего не помнишь, — с сожалением добавил Лѝхард, бросая на лесную красавицу взгляд, полный надежды.
Глаза Рябинки хитро сощурились. Снова хихикнув, она без малейших усилий вспорхнула на ноги. И, собрав в охапку струящиеся по ногам клинышки платья, пустилась догонять подружек, весело пританцовывая по дороге.
"Вот и поговорили", — усмехнулся про себя Лесогор. Целая минута спокойствия — немалое достижение для неугомонной мавки. Светобор презирает их и считает безмозглыми. Самому же Лѝхарду казалось, что за внешней легкомысленностью лесных дев кроется нечто более мудрое и глубокое. Но стоило отвернуться, как красавицы вытворяли очередное безрассудство, и его вновь одолевали сомнения в разумности проказниц.
Бесспорным было только одно. Даже такое — пусть полоумное, но счастливое неведение — не будет даровано его Лешинке, если он сдастся. Её участь куда более жестока. И как избежать её, может знать лишь одно существо в мире. Страшное существо. Воплощённое чудовище. Его мать.
Эпилог.
Беляна покидала Тридевятый Мир. Свой удивительный и родной, идеальный мир, полный настоящей магии и сказочного волшебства. Уходила, чтобы непременно вернуться. Ведь здесь её ждали настоящие друзья. Те, с кем она разделила радость, приключения и весёлый смех, а затем испытала боль и горечь разочарования. Здесь обитали сказочные существа — добрые хранители и злобные чудовища. И далеко не все люди являлись примером честности и великодушия. Но, как же без них? Без них было бы скучно. А разве в идеальном мире может быть скучно? Никогда! А значит, здесь есть всё, о чём только можно мечтать. То ли ещё будет!
Глубоко вдохнув прохладный и сладкий ночной воздух, Белка улыбнулась и бросила последний взгляд на лица, освещаемые шариком-Горисветом. Остановила его на смахнувшей слезинку Радмиле и улыбающемся Богдане, приобнявшем за плечи немного хмурую Светлану. И в следующий миг почувствовала ладонь Вершилы, увлекающего её за руку в ослепительный свет открывшегося барьера.
А на другом конце света, в чужедальнем краю, куда даже вездесущий ветер целый век не заносил своих животворных крыльев, выросла, возникнув ниоткуда, громадная фигура Владыки Дивного леса.
Здесь воздух был тяжёл, словно в нём навсегда застыл горький дым пожара столетней давности. Обугленные стволы, когда-то бывшие деревьями, походили на искарёженых графитовых чудищ, торчащих из чёрной, как порох, земли. Их навеки окаменевшие ветви плотно сплетались фалангами, спутываясь между собой, образуя непроницаемые кроны, не пропускавшие света к безжизненной почве.
Солнце и не заглядывало сюда, не желая просачиваться сквозь густой слой грязных, застывших облаков, из которых никогда не прольётся ни капли дождя. Лишь изредка — перед самым закатом и на рассвете — его косые лучи тускло высвечивали мрачную гравюру проклятого края, позабытого богами и людьми.
Чёрный лес недаром называли Мёртвым. Здесь некому было нарушать зловещую тишину скрипом или шумом. Даже всемогущий Леший смог явиться лишь на его, так называемой опушке, где робко зеленели случайные жидкие травинки. И дальше двигаться пешим ходом, рискуя каждый миг провалиться в зыбучую пыльную бездну, жаждущую впитать чужака. Сравнять его со своей привычной неподвижностью. Поглотить мёртвым безмолвием.
Мучительно густой и пыльный воздух сжимался удавкой вокруг горла, а день смешивался с ночью. Будучи воплощением всего живого, самой силой природы, Лѝхард задыхался в нестерпимо удушливой мгле, но упрямо шёл дальше. Часами. Днями. Быть может, неделями.
