Фурия в задумчивости спустилась с подносом на нижний этаж и поставила его на сундук из красного дерева. И тут она увидела Пипа, который возбуждённо кивал ей, указывая на катакомбы, откуда доносился шум.
Изида была снова здесь, и она была не одна.
Решение вопроса пришло тем же вечером.
Фурия отказалась от членства в трибунале по приговору Зибенштерну, поскольку часть её сознания всё ещё видела в нём Северина.
Не приговор, который огласил Ариэль, испугал её, а то, что привести его в исполнение вызвалась Изида. Даже третий член трибунала побледнел и в испуге замотал головой, когда Изида спросила, будут ли у кого возражения, и велела огласить приговор немедленно, поскольку потом возможности не представится.
— Мы должны нести ответственность вместе, — сказала она. И сообщество за столом глубокомысленно кивнуло.
Изида скрылась в катакомбах, чтобы произвести необходимые приготовления, а остальные отправились за Зибенштерном. Он стойко выслушал приговор, попросил принести чистую одежду и крепкий посох, поскольку ходить ему было трудно. Ему предстояла долгая дорога в неизведанное, и нужно было экономить силы.
Фурия притащила ему самые тёплые вещи, какие только нашла в шкафу отца, да ещё длинный чёрный дождевой плащ, который отец привёз с войны и хранил с давних пор.
Экслибри конвоировали Зибенштерна на пути в катакомбы, в недра книгохранилища, где Изида раскроет новый переход в далёкое убежище, которое находилось в конце книжного тупика, заставленного стеллажами. Там, где раньше было подобие скалистого утёса, зияла пропасть, словно вырванная из реальности. За ней простиралась кромешная мгла, лишь вдали, у горизонта, сверкали и гремели стальные грозы, озаряя на мгновение холодным светом изрезанную ущельями пустынную землю. Ледяные ветры жалобно стенали в скалистых ранах этой страны, а горы из пепла и базальта словно были её нарывами.
— Ночное убежище, — прошептал Ариэль.
— Страна Забвения. Единственное место, где нет книг, — произнёс голос за спиной Фурии.
Во время войны погибло множество библиомантов, и большинство было похоронено вместе со своими сердечными книгами в ночных убежищах. Но ни одна бумага не выдержит десятилетий чудовищной непогоды в этом негостеприимном краю.
Зибенштерна подвели к воротам. Кто-то протянул ему рюкзак с провизией и походную фляжку.
— Северин, — сказала Фурия, когда он оказался рядом с ней, — так далеко не следовало заходить.
— Я мог бы воспрепятствовать войне в ночных убежищах, — возразил он, — но тогда я был малодушным, да и гордыня мешала. Я заслужил подобное наказание — испытать на собственной шкуре то, через что прошли эти люди.
Закусив губу, она произнесла:
— Могли бы найти и другое место для ссылки.
— Возможно. — На его лице лежала печать кроткой покорности судьбе. — Но я прощаю тебя.
— Ты прощаешь меня? Как будто тебя что-то держит!
— По-твоему, конечно. — Он бросил взгляд на убежище. — Ты же знаешь, я хотел, чтобы мы вместе писали книгу.
Она кивнула.
— Может, ты сделаешь это одна.
— Какую книгу?
— Когда-нибудь кто-то снова решится написать последнюю пустую книгу. Хорошо было бы, если бы этим человеком оказалась ты.
— Едва ли… — Ей хотелось, чтобы её голос звучал твёрдо, но тщетно…
— Если так пойдёт и дальше, я никогда больше не смогу помочь тебе, Фурия. Будь крепка. Как двести лет назад.
Он повернулся, взялся за посох и вошёл в вечную ночь. Несколько мгновений все смотрели ему вслед — одинокому страннику в длинном плаще, человеку, который когда-то был богом.
Силы покинули Изиду. Ворота сжались до размеров зрачка циклопа и растворились в воздухе.
Видавший виды автомобиль затарахтел у ворот резиденции, объехал тёмное масляное пятно, где ещё вчера лежал остов сгоревшего «роллс-ройса», и остановился у парадной лестницы.
Водитель просигналил, хотя Изида и Фурия уже давно ожидали у входа.
Позади кто-то сказал:
— Удивительно, как они вообще управляются с этим драндулетом.
Когда дверца водителя распахнулась, Фурия уже сбегала вниз по ступенькам.
— Ура! — радостно крикнула она, расцеловав Кэт и приподняв её в воздухе.
Они долго стояли обнявшись, пока Целестин вылезал из машины и открывал багажник. Изида подошла ближе и помогла вытащить огромный дорожный чемодан. Между его замками торчали, словно клыки, уголки купюр.
— Должно хватить на первое время, — сказал старик. — А если понадобится ещё, вы только скажите…
Договорить он не успел, поскольку Изида прижалась к нему, словно на мгновение вновь ощутив себя маленькой девочкой, которую нашли на поле боя и вернули в иной мир.
— Спасибо, пап, — сказала она, обняв Целестина за плечи. Потом повернулась и крикнула так громко, чтобы все экслибри, глазевшие из открытых окон, могли услышать: — Это мой отец, он позаботился о том, чтобы этот дом стал вашим новым пристанищем!
Ликующие возгласы и аплодисменты прокатились по этажам, а Фурия с сияющей улыбкой всматривалась в лицо Кэт. Было заметно, что ей нелегко даётся беззаботный вид — её выдавали тёмные круги под глазами.
— Я так рада! — сказала Фурия.
— Я тоже. Ещё пара дней среди этих книгоубийц — и я ручаюсь, что кого-нибудь с удовольствием порвала бы в клочья. — Кэт зыркнула на Целестина, а тот лишь ухмыльнулся.
— Кэт, здесь есть ещё кое-кто, кто непременно хотел бы тебя увидеть. — Фурия улыбнулась и отошла в сторону.
На пороге дома показался юноша, который всё это время стоял в стороне от общей суматохи, погружённый в себя. Тот самый юноша, который пару недель назад перешагнул другой порог за секунду до того, как проход между убежищами разрушил невиданной мощи взрыв. Тот самый юноша, который сидел третьим членом трибунала во время суда над Зибенштерном и который вместе с Фурией провожал его в Страну Забвения.
Кэт не успела вымолвить и слова, как он, слетев по ступеням вниз, подхватил её на руки, и они закружились вдвоём, плача и смеясь от радости.
Фронтиспис (фр. frontispice, от лат. frons, родительный падеж frontis — лоб, перед и лат. specio, spicio — смотрю; буквально — смотрю в лоб) — в книге страница с изображением, образующая разворот с лицевой страницей титульного листа, и само это изображение.
