— Аааиии, аааиии, — запела она в отверстие, подняв руки, точно прижимая к груди драгоценную ношу. Это была колыбельная, древнейшая из песен лесного народа, и не только им принадлежала скрытая в ней магия.
Отверстие изменилось. Темная пелена рассеялась, и дочь леса увидела лицо — искаженное страхом и залитое кровью лицо женщины. Однако в глазах неизвестной горела такая решимость, перед которой отступила даже смерть.
— Аааиии, — ничуть не удивившись, снова запела Ханса.
Разбитые губы женщины дрогнули, но не издали ни звука. Она встретилась глазами с Хансой — будущее на краткий миг соприкоснулось с настоящим. И снова опустилась пелена.
Ханса стояла у Камня, нежно гладила его шершавую поверхность и тихо баюкала еще не рожденного детеныша.
ЮРЖИК съежился на стуле, как зверек, что пытается спрятаться в слишком маленькую для себя норку. Он до боли зажал глаза руками. Книга была закрыта, на самом деле закрыта. Если бы только ее содержимое оставалось под обложкой и не отравляло его мысли ядом, от которого никуда не деться!
В этой комнате не было ни дня, ни ночи. Каким-то непонятным образом свечи в лампах не выгорали. Все, что он мог, это добраться до кровати и рухнуть, крепко зажмурившись, прикусив пальцы, которые тянулись листать проклятые страницы. Недавно он обнаружил, что некоторые фразы на первых страницах стали понятны. А поганые картинки просто не шли из головы.
Он боролся — о Ветер, как он боролся! Но только один раз Юржик позволил себе обратиться к тому, что, возможно, действительно могло бы помочь, — к образу родной кухни в дане Фирта, Хараски у очага, всех остальных, занятых нехитрой работой по дому. Дом был для него теперь не больше чем сон.
Тогда одного мига хватило, чтобы понять: он не один. Кто-то жаждал прочесть его воспоминания о доме — и не с добрыми намерениями. Теперь Юржик яростно пытался забыть дом, данцев и мирную беспечальную жизнь в кругу любящей семьи. Иногда он вспоминал поля, посевы и жатвы, пытался вызвать в памяти образ бабочки или птицы во всей их первозданной яркости и кричал: «Это правда, это существует! »
Однако такие воспоминания не придавали ему сил. На мгновение он вернулся в былой Стирмир, но тот исчез, и перед мысленным взором предстали такие чудовищные картины, что Юржик скорчился и прикусил край одеяла, лишь бы не закричать.
Возможно, он окончательно потерял бы власть над собой, если бы не мимолетные передышки, которые приносил ему милосердный сон…
Сулерна сидела рядом с Хараской, время от времени вытирая струйку слюны, стекавшую изо рта сновидицы. Глаза той, когда были открыты, всегда смотрели на Сулерну. Иногда бабушка пыталась говорить, но что-то не позволяло ей, и вместо слов раздавались лишь нечленораздельные звуки.
С каждым днем Сулерна все больше уверялась, что Хараска хочет о чем-то ее предупредить. Девушка поделилась своими мыслями с госпожой Ларларной и очень испугалась, когда та подтвердила ее подозрения.
— Да, возможно. Если позволит Великая Сила, ей еще удастся донести до тебя послание.
После этого разговора Сулерна принялась неустанно выхаживать бабушку, почти не отходя от ее постели.
Хоть кухня и стала теперь комнатой Хараски, данцы продолжали собираться здесь по вечерам, чтобы делиться друг с другом крупицами обретенных за день знаний. Никто не выходил за границы дана и не пытался общаться с теми полупризраками, в которых превратились бывшие соседи. Но те, хоть и были опустошены Эразмом почти до предела, иногда, когда над ними не надзирали гоббы, обсуждали то, что творилось в башне. Никто уже никто не верил в перемены к лучшему, однако люди продолжали осторожно предупреждать друг друга о том, как безопасней себя вести.
Последнюю важную новость принес маленький Жэклин, который, спрятавшись в малиновых кустах у границы дана, подслушал разговор рабов.
— Это Обли рассказывал, — объявил мальчик. — Их с Жэнотом послали ставить силки на границу леса. Повелитель отправил с ними пару гоббов, но эти демоны — ленивые. Когда хозяин не следит, они творят, чего хотят. Так вот, там сегодня было еще несколько гоббов — они охотились. А обратно они тащили такое…
— Старейшина, — обернулся он к предводителю дана, как будто других и не существовало, — двое из них тащили шест, а на нем болталась голова! Не человеческая голова, а большая и вся волосатая, и зубищи у нее были ну чисто гвозди! То есть так Обли говорил. Гоббы всю дорогу хихикали и даже приплясывали. А как встретились с теми, другими, которые были с Обли и Жэнотом, то проверещали что-то — и все гоббы побежали к башне.
А он знал, что они идут, — он все знает, — и уже поджидал внизу. Те двое сразу шасть к хозяину и кладут голову к его ногам, а сами довольные, как будто он сейчас сласти раздавать будет. А он и не обрадовался совсем — как махнет жезлом, и они попадали на землю, то-то визгу и воплей было! Остальные, понятное дело, попятились, вдруг он и их тоже заколдует! И тут, — Жэклин, похоже, дошел до самой важной детали, — он махнул жезлом, и из башни вышел Юржик.
— Юржик! — эхом отозвалось несколько голосов.
Мальчик сделал театральную паузу, наслаждаясь всеобщим вниманием.
— Ага! И не в лохмотьях, а в хорошей одежде! На Обли и Жэнота даже не посмотрел, подошел к голове, взял ее за волосы обеими руками — значит, тяжелая была — и унес в башню. А повелитель за ним, уже довольный.
— Юржик служит ему! — Сулерна не могла поверить в рассказ мальчика.
Внезапно Хараска здоровой рукой ухватила девушку за фартук, не дав той подняться. В глазах сновидицы, казалось, вспыхнула искра жизни.
— Это он привел их в долину, — напомнил Эли, старший брат Сулерны, чрезвычайно худой, но очень сильный и вспыльчивый, поэтому с ним предпочитали не связываться. Эли всегда недолюбливал Юржика. Они были почти ровесниками, однако на этом их сходство заканчивалось.
— Юржик не гобб какой-нибудь! — осадила брата Сулерна.
— Может быть, — зловеще ухмыльнулся Эли, — повелителю нравится, когда перед ним пресмыкается кто-то не такой уродливый, как эти твари…
— Замолчи немедленно, сопляк! — не удержался старейшина. Он редко повышал голос, но в такие моменты его лучше было слушаться. — Или ты знаешь кого-нибудь, кто добровольно станет служить повелителю демонов? Думаю, Эразм поработил первого, кого встретил, чтобы выведать все про Стирмир.
— Тогда бы в нем давно отпала нужда, — буркнул Эли, которому непременно хотелось оставить последнее слово за собой. — Значит, он вышел из башни и отнес голову внутрь, ни на кого не глядя, как будто они пустое место, — так, Жэклин?
