«Вот я сейчас спущусь вниз и смешаюсь с толпой, – с удовольствием подумал Сунь У-кун. – Однако недаром говорится, что «Из одной ворсинки шелка нитки не получится, а одной ладонью невозможно хлопать». Надо позвать Чжу Ба-цзе и Ша-сэна, и мы все вместе сыграем с ними шутку».
На облаке Сунь У-кун спустился прямо в храм и тут увидел Чжу Ба-цзе и Ша-сэна. Они спали на одной постели головами в разные стороны. Он стал будить Ша-сэна.
– Ты что, брат, не спишь? – спросил тот.
– Вставай, – сказал ему Сунь У-кун. – Забавное дело есть. – Какие еще там забавы, когда уже третья стража, – заворчал Ша-сэн. – Во рту пересохло и глаза слипаются.
– Здесь в городе есть храм, выстроенный в честь даосской троицы – Саньцингуань, – сказал Сунь У-кун, – как раз сейчас даосы совершают там моление. Храм полон разного рода снедью, предназначенной для жертвоприношений. Там и пампушки величиной с кадушку, и печенье весом не меньше пятидесяти цзиней каждое – всего не перечесть. Много фруктов. Пойдем полакомимся.
Услышав о еде, Чжу Ба-цзе тотчас же проснулся.
– А меня почему не зовешь? – спросил он.
– Вот что, братья, – Сказал тогда Сунь У-кун. – Если хотите поесть вволю, пойдемте, только без шума, чтобы не разбудить учителя.
Они поспешно оделись, потихоньку вышли из храма и вскочили на облако. Увидев зажженные фонари, Дурень готов был сразу же приступить к делу. Однако Сунь У-кун остановил его.
– Не торопись. Подождем, пока они разойдутся.
– Да у них моление в самом разгаре, – заметил Чжу Ба-цзе. – Они и не думают уходить.
– Погоди, я знаю, как заставить их покинуть храм, – сказал на это Сунь У-кун.
После этого наш чудесный Великий Мудрец произнес заклинание и изо всех сил дунул в юго-восточном направлении. В тот же миг поднялся бешеный ураган. Ветер, ворвавшись в храм, опрокинул вазы с цветами, повалил подсвечники, сорвал со стен свитки с надписями. В храме сразу стало темно. Даосы помертвели от страха.
– Дети мои, – сказал бессмертный Сила тигра. – Разойдитесь пока. Ветер загасил фонари и свечи и развеял благовония. Пусть каждый удалится сейчас на покой, а утром мы прочтем побольше псалмов и таким образом наверстаем упущенное сегодня время.
Даосы разошлись, а Сунь У-кун и его спутники опустились вниз и проникли в зал Саньцингуань – даосской троицы. Дурень с жадностью набросился на еду и поедал все, что попадалось под руку, не разбирая вареная эта пища или сырая. Тогда Сунь У-кун ударил его посохом по рукам.
– Я еще не распробовал как следует все эти лакомства, а ты уже дерешься, – проворчал Чжу Ба-цзе, отдернув руки.
– Веди себя прилично, – сказал Сунь У-кун. – Давайте сядем и будем есть, как полагается.
– Вот еще новости! – возразил Чжу Ба-цзе. – Если мы будем соблюдать приличие, воруя, то что станем делать, когда нас пригласят в гости?
– А что за бодисатвы сидят там, наверху? – спросил Сунь У-кун, не отвечая Чжу Ба-цзе.
– О! – изумился Чжу Ба-цзе. – Если ты не знаешь даосскую троицу, то каких бодисатв ты знаешь?
– Что же это все-таки за божества? – повторил свой вопрос Сунь У-кун.
– В центре сидит изначальный Владыка неба, – сказал Чжу Ба-цзе, – слева от него – Владыка небесных сокровищ, а справа – великий Лао-цзюнь.
– Мы должны принять их облик, – сказал Сунь У-кун, – и тогда можем спокойно приступить к еде.
Запах съестного дразнил Чжу Ба-цзе, и он горел нетерпением скорее приступить к делу. Он взобрался на возвышение, рылом столкнул оттуда статую Лао-цзюня и сказал:
– Ну, почтенный старец! Хватит тебе восседать здесь. Дай теперь и мне посидеть немного.
Таким образом Чжу Ба-цзе превратился в великого Лао-цзюня. Точно так же Сунь У-кун превратился в изначаль – ного Владыку неба, а Ша-сэн – во Владыку небесных сокровищ.
Не успел Чжу Ба-цзе сесть, как тотчас же схватил огромную пампушку и начал ее уписывать.
– Не торопись! – сказал ему Сунь У-кун.
– Чего же еще ждать? – спросил Чжу Ба-цзе. – Ведь мы уже приняли их облик.
– Братья, – сказал тогда Сунь У-кун. – Поесть – дело немудреное. А вот если мы выдадим себя раньше времени, то будет худо. Мы повалили на пол статуи их богов. А ведь рано утром сюда может прийти какой-нибудь даос звонить в колокол или подметать. Представьте себе, что он споткнется об эти статуи. Тогда мы сами выдадим себя. Надо лучше спрятать их подальше.
– Куда же их спрячешь, – возразил Чжу Ба-цзе. – Мы в этом храме первый раз и ничего здесь не знаем. Тут и дверей не найдешь.
– Когда мы вошли сюда, – сказал Сунь У-кун, – я справа заметил маленькую дверь. Судя по запаху, который исходит оттуда, там должен быть склад зерна. Вот и стащи их туда.
Дурень был силен. Спрыгнув вниз, он взвалил себе на спину все три статуи и унес их. Подойдя к двери, о которой говорил Сунь У-кун, он толкнул ее ногой и увидел, что это вовсе не склад зерна, а уборная.
– Ну и шутник же этот бимавэнь, – со смехом сказал Чжу Ба-цзе. – Даже для сортира он решил подобрать соответствующее даосское название.
Прежде чем свалить свою ношу на землю, Чжу Ба-цзе об – ратился к даосским божествам с молитвой и забормотал: «Выслушайте меня, всемогущие боги, мы пришли сюда издалека. Мы без труда расправлялись со всякими духами. Здесь мы желали устроить трапезу, но не могли найти себе пристанища. Поэтому мы и решили занять ненадолго ваши места. Вы давно уже сидите там, так что некоторое время можете побыть и в уборной. Вам подносили обильные приношения; что давало вам возможность соблюдать благочестие и чистоту. Ну, а теперь некоторое время вам придется довольствоваться грязными подношениями и побыть божествами, воспринимающими зловонные подаяния».
После этого Чжу Ба-цзе сбросил статуи в яму. Раздался всплеск, и зловонная жидкость забрызгала платье Чжу Ба-цзе.
– Ну как, хорошо спрятал их там? – спросил Сунь У-кун.
– Хорошо, – отвечал Чжу Ба-цзе. – Вот только запачкался немного. Так что, если почувствуете неприятный запах, не обессудьте, пожалуйста!
– Ладно, – сказал смеясь Сунь У-кун. – Иди ешь. Однако перед тем как выйти отсюда, тебе следует немного почиститься.
Наконец Чжу Ба-цзе уселся, и они втроем приступили к пиршеству. Сначала они съели все большие пампушки, потом принялись за блюда с бамбуком, пироги, печенье, жареные пирожки и так далее, уже не разбираясь, какое перед ними блюдо – холодное или горячее, и поедая подряд все, что им попадалось под руку.
Здесь надо сказать, что Сунь У-кун не был большим любителем всякого рода печений и вареной пищи, поэтому он ограничился тем, что поел немного фруктов, чтобы составить компанию своим приятелям. Все запасы еды были вмиг уничтожены, словно их смело ураганом. Однако они и не думали уходить из храма, а продолжали беседовать и шутить, наслаждаясь только что съеденными лакомствами.
