— Удивительная это штука — Предназначение, — услышала она шепот. — Прощай, дочка.
***
— Как он сказал?
Лицо Цири слегка искривилось.
— Он сказал: «Va faill, luned». На Старшей Речи: «Прощай, дочка».
— Знаю, — кивнула Йеннифэр. — И что потом?
— Потом… Потом он отпустил меня, повернулся и ушел. Приказал всем уйти. И все ушли. Проходили мимо меня совершенно равнодушно, топая сапогами и бренча латами и кольчугами так, что эхо шло по коридору. Сели на лошадей и уехали, я слышала ржание и топот. Никогда в жизни не пойму этого. Потому что, если задуматься…
— Цири…
— Что?
— Не задумывайся.
***
— Замок Стигга, — повторила Филиппа Эйльхарт, глядя сквозь ресницы на Фрингилью Виго. Фрингилья не покраснела. За прошедшие три месяца ей удалось составить магический крем, сужающий кровеносные сосуды. Благодаря этому румянец не выступал на лице, даже если ей было невыразимо стыдно.
— Укрытие Вильгефорца было в замке Стигга, — подтвердила Ассирэ вар Анагыд, — в Эббинге, над горным озером, название которого мой информатор, простой солдат, не в состоянии был запомнить.
— Вы сказали «было», — обратила внимание Францеска Финдабаир.
— Было, — подхватила Филиппа. — Потому что Вильгефорц мертв, дорогие коллеги. Он и его сообщники, вся их шайка уже грызет землю. Эту услугу оказал нам не кто иной, как наш хороший знакомый, ведьмак Геральт из Ривии. Которого мы недооценили. Ни одна из нас. В отношении которого ошибались. Все мы.
Чародейки, как по команде, взглянули на Фрингилью, но крем и верно действовал безотказно. Ассирэ вар Анагыд вздохнула. Филиппа хлопнула ладонью о стол.
— Хоть нас и оправдывает, — сказала она сухо, — завал занятий, связанных с войной и подготовкой мирных переговоров, все же следует считать поражением Ложи тот факт, что в деле Вильгефорца нас опередили и выручили. Больше такое не должно с нами случаться, милые дамы.
Ложа — за исключением бледной как смерть Фрингильи Виго — согласно кивнула головами.
— В данный момент, — заговорила Филиппа, — ведьмак Геральт находится где-то в Эббинге. Вместе с Йеннифэр и Цири, которых освободил. Надо будет подумать, как их отыскать…
— А замок? — прервала Сабрина Глевиссиг. — Ты ни о чем не забыла, Филиппа?
— Нет, не забыла. Легенда, если таковая возникнет, должна иметь одну правильную версию. Я хотела просить об этом именно тебя, Сабрина. Возьми с собой Кейру и Трисс. Покончите с этим так, чтобы и следа не осталось.
***
Гул взрыва был слышен даже в Мехте. Свет — поскольку все происходило ночью — виден даже в Метинне и Гесо. Серия вызванных взрывом тектонических колебаний была ощутима еще дальше. На действительно далеких краях света.
Конгрев, Эстелла, она же Стелла — дочь барона Оттона де Конгрева, выданная замуж за престарелого графа Лиддерталя, после кончины оного по-деловому распорядилась имуществом и средствами, приведя имение в благосостояние немалое. Пребывая в большой милости у императора Эмгыра вар Эмрейса (см.), весьма значительною особою при дворе была. И хотя должностей не имела никаких, ведомо было, что голос и мнение ее император с почтением и уважительностью воспринимать изволил. Благодаря сочувствию и расположению великому к юной императрице Цирилле Фионе (см.), кою ровно дочь собственную любила, была шуточно «матушкою-императрицею» именована. Пережив обоих, как императора, так и императрицу, преставилась в 1331 годе, а преогромное ее володение в дальшем наследовании досталось родственникам по побочной линии Лиддерталей, Белыми именуемым, оне же, людьми малосерьезными и шалопайными будучи, до доски последней оное порастратили.
Эффенберг и Тальбот. Encyclopaedia Maxima Mundi, том III
Подкравшийся к бивуаку человек, надо отдать ему должное, был ловок и по-лисьему хитер. Менял место быстро, а двигался так скрытно и тихо, что любой дал бы застать себя врасплох. Любой — но не Бореас Мун. Бореас Мун обладал солидным опытом по вопросам «расплохов».
— Вылезай, человек! — крикнул он, стараясь придать голосу уверенность и грубость. — Впустую все твои фокусы! Я тебя вижу. Вон ты где.
Один из больших камней, которыми был усыпан склон холма, дрогнул на фоне звездного темно-синего неба. Пошевелился и принял форму человека.
Бореас покрутил вертел с жарившимся на нем мясом, потому что запахло горелым. Делая вид, будто небрежно опирается на локоть, положил руку на держало лука.
— Невелик мой скарб. — В нарочито спокойный тон он вплел шершавую металлическую нить предостережения. — Не так уж много у меня пожитков. Но я к ним привязан. И буду защищать не на жизнь, а на смерть.
— Я не бандит, — глубоким голосом сказал мужчина, который подкрадывался, маскируясь под менгир. — Я пилигрим.
Пилигрим был высок и крепко сколочен, роста не меньше семи футов, а если б его взвесить, то Бореас пошел бы на спор, что в качестве противовеса понадобилось бы не меньше десяти пудов. Пилигримский посох — дубина толщиной с оглоблю — в его руке казался тросточкой. Бореаса Муна искренне удивило, каким таким чудом этот огромный бычок ухитрился так ловко подкрадываться. И немного обеспокоило. Его лук — композитная семидесятифунтовка, из которой он за полсотни шагов мог уложить лося, — показался ему вдруг маленькой и хрупкой детской игрушкой.
— Я пилигрим, — повторил могучий мужчина. — У меня нет дурных…
— А второй, — быстро прервал Бореас, — тоже пусть выйдет.
— Какой вто… — начал было пилигрим и осекся, видя, как из мрака с противоположной стороны бесшелестно, словно тень, возникла стройная фигура. На этот раз Бореас Мун ничуть не удивился. Второй мужчина — то, как он двигался, выдало опытному следопыту мгновенно, — был эльфом. А дать застать себя врасплох эльфу — не позорно.
— Прошу прощения, — сказал эльф странно неэльфьим, слегка хрипловатым голосом. — Я прятался от вас не с дурными намерениями, а от страха. Я, пожалуй, повернул бы вертел.
— И верно, — сказал пилигрим, опираясь на посох и громко сопя. — Мясо на этой стороне уже вполне…
Бореас повернул вертел, вздохнул, кашлянул. Снова вздохнул.
— Соблаговолите присесть, — решился он наконец. — И подождать. Скотина того и гляди допечется. Да, полагаю, плох тот, кто поскупится покормить странников на тракте.
Жир с шипением потек в огонь, огонь взвился, стало светлее.
На пилигриме был фетровый колпак с широкими полями, тень которого довольно успешно прикрывала лицо. Эльфу головной убор заменяла чалма из цветного материала, лица не скрывавшая. Увидев его при свете костра, оба вздрогнули. И Бореас, и пилигрим. Но даже тихого вздоха не издали, когда увидели, что лицо это, некогда, вероятно, по-эльфьему красивое, было обезображено чудовищным шрамом, пересекающим лоб, бровь, нос и щеку до самого подбородка.
