Платье, швов на котором не разглядеть, на манер того, что носят жрицы далеких восточных храмов, просторное, перекликающееся красками с закатным солнцем, подпоясанное шелковым шнуром, и кажется, лишь он один не дает складкам ткани распахнуться, разойтись в стороны, обнажая… Но леди Драконьих Домов одеваются так только в кругу семьи!
— Ты поторопилась.
— Разве?
Мы оба понимаем, что имеем в виду, но не желаем объясняться? Что ж, придется начинать первым, в конце концов, я намного старше и, как меня недавно пытались убедить, взрослее.
— Правила не соблюдены.
Она вздыхает так устало, как будто пешком пришла с другого края мира:
— Эти правила написаны не для тебя.
— Знаю. Но как ты сможешь обходиться без них?
Шеррит стискивает пальцами локти сложенных на груди рук.
— Я стараюсь.
Вижу. И твои старания бесценны. Но их мало, потому что они исходят лишь с одной стороны.
— Я хочу, чтобы правила были исполнены хотя бы для тебя.
— Но ты же знаешь, это…
Она не произносит слово «невозможно», потому что уже видела преддверие моего мира и едва осталась жива. Но она не произносит и слово «бесполезно».
— Ты позволишь мне еще одну попытку?
— Разве я могу отказать?
Можешь, но искорки, скачущие в глубине твоих глаз, кричат: не хочешь.
— Не бойся, на этот раз все будет иначе.
— Я перестала бояться еще в прошлый.
И это правда. Я помню умиротворенное спокойствие лика, покрывающегося алой росой крови. — Тогда все будет хорошо.
Она кивает, еле заметно улыбаясь, не веря моим словам и все же принимая их с не меньшей благодарностью, чем истины из уст мудреца, розовые кусты заходятся волнами под порывами невесть откуда прилетевшего ветра, но мне уже нет дела до всего, что находится вне пределов Шеррит.
Я так долго искал эти слова, любовь моя… Ты скажешь, многоголосие звуков, изредка складывающихся в осмысленную речь, — ничто, когда есть взгляды и прикосновения? Ты будешь права. Обещания и клятвы всегда заковываются в броню слов, чтобы уцелеть, но мне нужна не столько их безопасность, сколько…
Глаза тоже лгут, любовь моя. Они топят нас в бесчисленных красках и очертаниях, кружат хороводом образов, не позволяя всмотреться повнимательнее и понять, какую именно картину мы видим перед собой. И вот тогда на помощь приходят слова.
Я хочу предложить тебе мир.
Он огромен, драгоценная. Он много больше тех, что ты видела, или тех, что могла бы себе представить, но ты никогда не сможешь оказаться в нем, хотя и будешь им владеть. Он бесконечен, безграничен и подчиняется только одному закону: моим желаниям. А я подчиняюсь тебе.
Пустота нестрашна и неопасна, поверь. Ее единственный недостаток — вечный голод, а насыщается она только новыми мирами. Но они не должны погибать, как ты думала раньше! Они должны рождаться, а на то требуется только твое желание.
Ты можешь дать жизнь мириадам вселенных, и все, чего ты должна бояться, это того, что не успеешь наполнить всю Пустоту, подвластную мне, но мы все равно попытаемся сыграть в самую азартную игру, существующую с начала времен. Игру со смертью.
Я уйду намного раньше тебя, но разве это беда? Нам хватит времени на все задуманное, ведь время — твоя стихия. И кто, кроме тебя, в чьей плоти и сознании юность не сменяется зрелостью, а равноправно соседствует с ней, сможет быть лучшей матерью и подругой своим детям?
Я не обещаю сражений и побед, потому что война, в которую я вступлю, будет последней для существующего мира. Но я не обещаю и отступлений, потому что мне некуда и некогда отступать. И если ты чувствуешь в себе силы соединить вместе не только вихри времени, а и уверенность прошлого и неизвестность будущего, я спрошу…
Листья, сорванные холодным осенним ветром с розовых кустов, поднялись над моей головой, чернея, высыхая и рассыпаясь прахом, но стараясь долететь до фигуры, окутанной пламенеющим шелком.
Ты станешь матерью моих детей?
Метель сухих листьев закружилась вокруг нас, возводя бесплотные и все же неприступные стены, но один клочок увядшей зелени покинул кольцо вихря, судорожно дернулся из стороны в сторону, опустился на подставленную ладонь и скрылся в маленьком кулаке.
А когда пальцы разжались, словно нежась в тепле последнего луча заходящего солнца, с них вспорхнула мохнатая призрачно-белая совка. Вспорхнула медленно, лениво, по-хозяйски, потому что наступающее время суток принадлежало ей. Ну и, пожалуй, еще двоим, но они обещали не брать его слишком много.
Бархат малиновых лепестков, нежный, как ее кожа, до которой я решился дотронуться. Тонкий, хрупкий, наполненный силой жизни и одновременно уязвимый…
Вуаль больше не нужна.
«А я и не заметила…».
Шутишь?
«Немного», — призналась Мантия.
Спасибо, что сделала все вовремя, не дожидаясь приказа. Хотя это и не доставило мне удовольствия.
«Не хотелось рисковать: я слишком хорошо помню вашу прошлую встречу».
Я тоже. Поэтому и поблагодарил. Но все же…
«Тебя что-то тревожит?»
Я не могу понять. Шеррит сказала: мне достаточно позвать ее, чтобы она тут же оказалась рядом. Как это возможно, ведь если я не выпускаю Пустоту, ни один дракон не должен даже догадываться о моем местонахождении.
«Хм, хм, хм… Боюсь, ты не до конца выучил урок, но в том повинен учитель».
О чем ты говоришь?
«Видишь ли, мир в самом деле состоит из плоти драконов, но как ты себе это представляешь?»
Как ковер с многочисленными узорами.
«То есть словно бы сотканный из разных кусочков?»
Да. Разве не так?
«Нет, любовь моя. Нити, образующие плоть дракона, проходят от одного края Гобелена до другого, где-то полотно получается плотнее, где-то реже, в каких-то местах и вовсе проплешина на проплешине… Но ничего этого не видно, потому что одна плоть накладывается на десятки других. Между Нитями много свободного места, ты же знаешь. Вот и получается, что каждый дракон так или иначе присутствует во всех уголках мира».
Именно поэтому они могут свободно перемещать свое сознание? Что-то такое я уже слышал. Но, признаться, не представлял всей картины целиком. Значит, каждую пядь земли, если говорить грубо, пронизывают Нити всех драконов сразу?
«Да. По меньшей мере одна ниточка от каждого».
И куда бы я ни пошел, я касаюсь плоти всех своих родичей?
«Именно».
И Пустота, когда я выпускаю ее на волю, уничтожает кусочек мира каждого из них?
«Не совсем так… Ее главное стремление — добраться до первого промежутка, дальше нет нужды рушить, когда можно раздвигать».
Ну хоть чем-то ты меня обрадовала! Значит, вред наносится не всем, а лишь тем…
