Мама не отвечала, а у меня больше не было слов, поэтому мы на время замолчали. Я гадала, стоит Минди с другой стороны двери, слушая нас, или нет.
Наконец мама сказала:
– Ты не знаешь, каково это, когда лучшая подруга исчезает.
– Возможно, потому, что ты никогда мне о ней не рассказывала.
– Я не собираюсь за это извиняться. Не сегодня. История Минди не из тех, что можно запросто рассказать своему ребенку. Лиззи, ее нашли в собственном дворе. Ты даже не представляешь.
Я кивнула, хотя прекрасно знала, насколько все было ужасно. Видела каждую деталь, которая мелькала в памяти убийцы. Единственное, чего я не понимала, почему от меня это скрыла моя собственная мать.
– Послушай, я понимаю, что произошедшее было ужасно, но…
– Если понимаешь, то почему исчезаешь на двадцать один час и отключаешь телефон? Ты пропала совсем как она, – сказала мама с внутренним содроганием. – Лиззи, в три часа ночи я встала и пошла проверять задний двор, вдруг ты там закопана!
Под конец ее голос сорвался. И это было ужасно, как будто в ее легких запутались все страхи, которые она испытывала в своей жизни.
– Ясно, – только и смогла произнести я.
Она смотрела на меня, ожидая продолжения, а я хотела сказать, что понимаю, как была беспечна, и больше никогда не буду исчезать. Я хотела дать себе волю и разреветься.
Но у меня перед глазами все еще стояло то, чем я занималась в три часа ночи.
– Прости, – наконец сказала я, – мне очень жаль.
В ответ она кивнула:
– Хорошо.
– Но я не Минди. Ясно?
Мама задумалась, как если бы мои слова были чем-то спорным. Однако в итоге она кивнула снова. На ее лице появилось какое-то странное выражение.
– Я никогда не называла тебе ее имя.
– Правда? Возможно, я нашла его в Сети.
Мама покачала головой.
– Минди – ее уменьшительное имя. В газетах ее называли Мелинда.
– Тогда, должно быть, ты говорила мне.
Я видела, как она взвешивает мои слова и не совсем им верит. Однако объяснение было единственно возможным.
– Мама, может, теперь ты расскажешь мне о своем диагнозе? Ну, пожалуйста?
– Ладно, – кивнув, сказала она и прикрыла глаза. – Ты ведь знаешь, как я уставала последнее время? Мой врач думал: это анемия – пустяк. Вот почему я принимала таблетки с железом.
– Ты их принимала? – спросила я ослабевшим голосом. Теперь, когда она все же решила рассказать о своей болезни, я не была уверена, что хочу это слушать.
– Но железо не помогло, а состав моей крови становился все хуже. Причин могло быть много, поэтому я сдала анализы – волчанка,[113] гепатит, ВИЧ. – Она открыла глаза. – Ничего такого у меня не нашли. Было бессмысленно тебе рассказывать, пока я сама толком не знала.
– Но ты рассказала папе.
Она кивнула.
– С таким составом крови моя болезнь могла быть чревата инфарктом. Он мог произойти ни с того ни с сего. Так что твой отец должен был знать.
– Инфаркт? – спросила я, покачав головой. – Ты же говорила, что не собираешься умирать в ближайшем будущем.
Мама кивнула.
– Мое сердце в порядке. Мне поставили другой диагноз. То, что у меня, называется миелодиспластический синдром.[114] Все попросту говорят МДС.
Я взяла мамину руку и спросила:
– Что это значит?
– У меня серьезные проблемы с кровью. Врачи, наконец, сообразили сделать анализы костного мозга. Там находятся стволовые клетки, которые вырабатывают красные кровяные тельца. Они у меня повреждены.
– Повреждены? Но почему?
– Неизвестно. Когда я была на пару лет младше тебя, то работала маляром. В то время мы пользовались бензолом[115] для того, чтобы снимать краску. Видимо, зря мы не носили респираторы.
– И ты заболела из-за него? Из-за химреактива, который вдыхала лет тридцать назад?
– Мы не знаем, – ответила она, взяв мои ладони в свои. – Но главное то, что МДС не является генетическим заболеванием. Тебе не надо бояться, что такое может случиться с тобой.
– Но я же все равно беспокоюсь… – Смерть с косой перечеркивала мою жизнь и жизни окружающих людей. Она облюбовала себе место и в костном мозге моей матери. – Итак, что теперь?
– Ничего особенного: несколько переливаний крови, быть может, пересадка стволовых клеток. Речь идет о годах лечения, и пока неизвестно, насколько оно будет успешным. Мне повезло, что я моложе большинства людей, заболевших МДС.
Такая же удача, как выжить при нападении террористов.
– Зря я не выбрала другой рейс, – прошептала я.
Мама меня не услышала или не поняла.
– У меня – приличная медицинская страховка, поэтому дом мы, вероятно, не потеряем. Да и инвалидом я из-за болезни не стану, и ты не будешь прикована к своей матери. Ты поступишь в колледж и уедешь учиться. – Она взглянула на меня. – Детка, ты слушаешь, что я говорю?
Я рассеянно покачала головой.
– Я потеряла нить разговора где-то между переливаниями крови и потерей нашего дома.
– Ясно, – ответила она, вздохнув. – Догадываюсь, прошлой ночью ты не спала.
– Ничего страшного.
– Возможно, нам лучше углубиться в детали позже. А заодно поговорим и о твоем парне, как собирались.
– Мне бы хотелось отдохнуть.
Мама на миг сделала вид, что колеблется, просто чтобы дать мне понять: она вправе заставить меня здесь сидеть и мучиться угрызениями совести. Однако она быстро смилостивилась надо мной.
– Ладно, но ты должна меня с ним познакомить.
Я кивнула.
– Он очень хороший. Он тебе понравится.
– Надеюсь, – мама заключила меня в крепкие объятия, а когда мы в конце концов отстранились друг от друга, она улыбалась.
– Рада, что ты добралась домой в целости и сохранности.
Я почувствовала себя прощенной, по крайней мере, немного, хотя мама знала лишь крупицу того, чем я занималась прошлой ночью. Ее всепрощение распространялось даже на те мои темные делишки, о которых она и не подозревала.
Затем она потребовала:
– Ключи.
Я подчинилась и вручила ей ключи от своей новенькой блестящей машины, как будто повиновение полностью искупало мою вину. Потом я пробормотала, что отправляюсь в постель, и направилась в дом…
Мама осталась снаружи, в очередной раз окидывая автомобиль оценивающим взглядом, а я пробралась в ее комнату.
– Минди?
Без ответа, да и в шкафу было пусто. Меня посетила жуткая мысль: «Что, если лишь воспоминания убийцы удерживали ее от исчезновения? Может, я ненароком уничтожила свою подругу-призрака?»
