Лиат склонилась к огню, будто могла выхватить у них Сангланта и перенести его в безопасное место. Жар от огня сжигал ее слезы, но не мог унять боли. Она оказалась бессильна.
Кровавое Сердце вздрогнул и оглянулся назад, будто спиной чувствовал присутствие врага. Он поднял глаза — и все изменилось. Огонь полыхал перед Лиат. Она заморгала, чувствуя, что эйкиец смотрит на нее .
— Кто ты? — требовал ответа Кровавое Сердце, глядя на нее сквозь пламя. — Ты надоела мне своим шпионством. Уходи!
Лиат отпрянула, и в одно мгновение все смешалось. Пламя ревело и трещало, жадно пожирая древесину, и в его буйстве виделись каменные здания, плавившиеся в огне, а вязкий дым обжигал ее ноздри. Лиат слышала стук копыт лошадей, несущихся где-то вдали, ветер доносил далекие крики и пение рога. Но это были не те дома, что она видела в Генте.
Кто-то другой смотрел на нее. Она видела странного мужчину в стальной кирасе, вооруженного длинным копьем с серебряным наконечником. «Лиатано!» — звал он.
Сквозь прозрачную фигуру этого человека виднелись ворота, словно звезды, видимые через завесу из тонкого белого шелка. Стук барабана подобен был биению сердца, а флейта выводила свою печальную мелодию, будто неся слушателя по волнам. Она видит сквозь огонь — но сквозь какой-то другой огонь, не пламя собственного костра.
На плоском камне сидит какой-то мужчина. А может, и не мужчина, ибо черты лица его необычны и не похожи на всех, кого Лиат приходилось видеть, если не считать Сангланта с его бронзовой кожей, широкой костью и безбородым лицом. Он одет в странную, необычную одежду, искусно сотканную из нитей с нанизанными на ней бусами. Орнамент на ней изображает диковинных птиц. Кожаные наручи и поножи, украшенные золотом и драгоценными камнями, защищают его руки и ноги. Плащ, застегнутый жадеитовой фибулой на правом плече, спускается до пояса.
Он удивленно смотрит в ее сторону, но словно не замечает. Позади него движется еще какой-то силуэт, слишком далекий, чтобы его разглядеть.
— Лиат!
Она вздрогнула от неожиданности, осознав, что находится у костра, а напротив сидит Вулфер, и слезы текут по его щекам. Он вглядывался в пламя и наконец опустил глаза. Затем прошептал одно только слово:
— Аои…
Лиат смутилась. Кто позвал ее по имени в самом конце, вырвав из объятий видения?
— Это были Ушедшие, Лиат.
— Кто? — Она не понимала смысла его слов, не понимала, что она здесь делает и зачем горит этот костер. Не понимала, зачем поднявшийся ветер хлещет ее по лицу.
Владычица, Санглант мертв… Вулфер, словно волк, встряхнулся и резко поднялся.
— Эту загадку мы разрешим позже. Пойдем, Лиат. У нас есть долг перед королем, и мы должны принести ему весть.
— Весть о чем? — Трудно было сформулировать вопрос. Она не могла двинуться с места. Не могла даже вспомнить, что это значит — двигаться.
— О падении Гента. О гибели его сына.
Гибель его сына…
— … Отданного на съедение собакам. — При этих словах лицо Вулфера исказилось, как у человека, выдергивающего застрявшую в собственной плоти стрелу.
Лиат пала на колени, молитвенно сложив руки.
— Владычица, прими мой обет. Я никогда не полюблю никого, кроме Тебя.
— Необдуманные слова, — сухо сказал Вулфер. — Пошли, Лиат.
— Безобидные слова и неопасные для вас, — с горечью отвечала девушка. — Ведь теперь он мертв. А я подчинюсь судьбе, которую другие уготовили для меня.
— Как и все мы, — тихо сказал Вулфер.
Они оставили костер, все еще горевший, и вернулись к хижинам. На поле собрались беженцы, готовые отправиться в путь.
— Сколько времени прошло? — спросила Лиат. Число людей возросло на добрую сотню, и некоторые все еще появлялись из тоннеля, оборванные, дрожащие и плачущие. Но все они оставили Гент несколько часов назад. Они не могли знать о случившемся, о том, что видели они с Вулфером.
— Сколько времени мы смотрели в огонь?
Вулфер не ответил. Он пошел ругаться с бургомистром, требовать, чтобы им дали двух лошадей. Лиат не слушала их разговора. Она смотрела только на выход из подземелья. Сколько еще появится оттуда? Будет среди них Манфред или и он мертв? Выжила ли епископ?
— Лиат! — нетерпеливо и резко позвал Вулфер. — Пойдем!
Привели лошадей. Вернер шипел и смотрел зло, но поделать ничего не мог. Лиат взяла лошадь под уздцы, поставила ногу в стремя и опустилась в седло.
— Что будет с Манфредом? — уже без всякой надежды спросила она, оглядываясь назад.
— Мы не можем ждать, — отвечал Вулфер. Он пришпорил лошадь, и они пустились по старой дороге.
Первая телега тронулась с места, держа путь в сторону Стелесхейма. Беженцы, вздыхая, плача и переговариваясь, пошли за ней. Лиат колебалась, глядя через плечо.
Вероятно, это был обман зрения, но ей показалось, что у самого выхода она видит нечеткую фигуру: женщину, одетую в старинную одежду, истекающую кровью, но несломленную. Святая покровительница Гента молча взирала на своих детей.
Вероятно, то был обман слуха, но ей показалось, что она слышит женский голос: «Тоннель закрыт! Закрыт, будто его никогда и не было!»
— Лиат!
Вулфер почти скрылся за деревьями леса. Лиат последовала за ним, дальше от развалин города Гента телеги вовсю скрипели по дороге. Вскоре бредущая колонна из оборванных людей осталась далеко позади.
1
Лагерь многочисленных войск Сабелы устроили на восточной границе земель, принадлежащих мужу герцогини. В нагорьях за долиной шли деревни, подчинявшиеся герцогине Фесса, вендийскому дому она была предана абсолютно.
К вечеру пришла весть, что войска самого Генриха прибыли в город Кассель — в одном дне пути отсюда. И тем же вечером клирики Антонии обошли лагерь, раздавая каждому солдату по защитному амулету. Алан ходил с ними, привыкнув уже к их присутствию: он спал, ел, гулял по лагерю и молился исключительно в сопровождении Виллиброда или Гериберта.
Агиуса рядом не было. Да и теперь общение с ним не радовало. Алан верил, что ношение вериг под рясой приносит пользу душе, но сам не одобрял подобных подвигов. Сомневаясь, что происшедшее с Агиусом — лицо истинной святости. И все же Алан видел перед собой человека, не желавшего для себя ничего, кроме милости Божьей. Юноша восхищался твердостью Агиуса. Но сам, несмотря ни на что, радовался тому, что остался в миру, и каждый день молил Господа и Владычицу о прощении.
— Что это? — спросил Агиус, когда Алан с клириками вернулся в шатер после очередного обхода. Священник предпочитал молиться, оставаясь под стражей, нежели слоняться среди палаток в сопровождении презираемых им клириков Антонии. — Амулет?
