Антония вздохнула и покачала головой, будто прочитанное глубоко взволновало ее. И повторила то, что помнила сама:
— «И так заговорили ученики на всех языках, даже тех, что были им доселе неведомы. Так блаженный Дайсан показал, что Святое Слово предназначено для всех племен и народов».
— Даже народу эйка? — не выдержал Алан. — И даже Ушедшим? И гоблинам, что жили в Харенских горах?
— Даже им, — подтвердила она, — ибо не нам судить, кто войдет в Покои Света, а кто останется вне.
Алан подумал о Пятом Брате, эйкийском вожде, которого тогда освободил. Вспомнил, как рассказывал ему историю об Экстасисе и чуде Вознесения. Вождь не понимал вендийского. И все же… именно его рассказ заставил эйкийца заговорить с ним, выдать, что он обладает разумом и способностью понимать речь. Именно рассказ о чуде заставил варвара искать у него помощи и дружбы.
Служанка принесла кувшин с водой, намочила полотенце и принялась бережно прикладывать к лицу Антонии, а затем втирать масло с резким запахом лаванды.
— Продолжай, — промолвила, закрыв глаза, епископ. — Читай дальше, дитя.
Алан оглянулся на Агиуса, но тот по-прежнему стоял на коленях, глядя в пол. Нервно облизнув губы, юноша продолжил:
— «В Саисе жили тогда люди многих племен, и собрались они посмотреть на чудо, и были взволнованы и изумлены. И тогда Текла стала перед Шестью, и рекла им: „Сие и есть то, о чем рек нам пророк наш. Будет так в последние дни, мы разделим Слово Святое между людом Божьим. Жены получат видения, а мужи смогут видеть сны. Даже рабы получат частицу Слова и станут пророчествовать. И явим Мы знамения в земле и на небесах — кровь, огнь и бурю. Солнце обернется тьмою, и луна подернется кровью. Воззови тогда к Владычице по имени ее — Матерь Живущего, и ко Господу, что есть Отец Жизни, и будешь спасен, и вознесен в Покои Света“. И тогда прочие ученики воздели руки и вознесли к небесам благодарные молитвы».
В шатер вошел клирик и что-то шепнул на ухо Антонии. Она ласково улыбнулась, жестом отпустила его и затем поднялась сама.
— Мы ждем еще одного гостя, — сказала она.
Тут же вошел брат Гериберт, сопровождаемый двумя стражниками, и ввел Констанцию. В отдалении шли слуги и несли соломенные тюфяки и походную кровать.
В последние дни Констанция лишилась всех епископских облачений. Алан мог только догадываться, отдала ли она их добровольно или была принуждена к тому силой.
— Благословенная сестра моя, — заговорила Антония, шагнув навстречу.
Констанция протянула руку, ожидая поцелуя, но Антония пожала ее, как простой родственнице. Если это и обидело Констанцию, та все же не подала вида. Лишенная сана, она по церковной иерархии стояла теперь много ниже Антонии, но только по церковной. Точно так же, как и раньше под епископским облачением, под нынешней рясой диаконисы Констанция носила золотое ожерелье — знак принадлежности к королевскому роду.
— Прости, дорогая, за причиненные неудобства, — продолжала Антония. — Но ты в шатре одна со своими слугами. Мест в лагере мало, нынче к нам приезжает сородич герцога Конрада, сын сестры его отца. Он присоединяется к нашей рати с двадцатью конными воинами и пятьюдесятью пешими.
— Что же сам Конрад? — холодно спросила Констанция. — Отчего он не присоединяется к Сабеле? Должно быть, решился только на то, чтобы помочь вашему беззаконному мятежу, но сам от участия в нем воздержался.
Слуга принес еще один стул, и она расположилась на нем. Констанция делала вид, будто не замечает Агиуса. Но его плечи выдавали его напряжение, сама поза говорила о том, как трудно ему выносить присутствие женщины, которую он предал.
— И правда, герцог Конрад еще не прибыл. Говорят, его супруга, госпожа Идгифу, вот-вот родит.
— Это будет их четвертый ребенок, — сказала Констанция. Единственное, что выдавало ее волнение — то, что правой рукой она перебирала пальцы на левой. — Но это лишь отговорка, ваше преосвященство. Рядом с Идгифу множество слуг и родни. Мужу нет нужды оставаться с ней в такое время. Не обманывайте себя. Если Конрада нет в рядах с войском Сабелы — это значит, он и не собирается там быть.
— Равно как и в войске Генриха.
Констанция понимающе улыбнулась:
— У Конрада свои амбиции. Кроме нашего рода, он единственный потомок Генриха Первого. Пусть дети Арнульфа Младшего сколь угодно долго истощают себя в борьбе за трон, он от этого только упрочится.
— Но такие амбиции могут быть и у герцогини Фесса Лютгарды.
— Да, и она королевского рода. Ее дед отказался от претензий на трон. И сделал это за все свое потомство. Лояльность Лютгарды казалась очевидной.
Не выдержав, Констанция глянула на Агиуса. Тот, встретив ее взгляд, вновь опустил глаза.
— Что же посоветует любезная наша сестра? — спросила Антония. Она не произносила больше полагавшегося Констанции титула — «ваше преосвященство» и поступала так преднамеренно. Констанция не была больше епископом Отуна.
— Как и положено той, кто служит Господу и Владычице, я предложу мир.
Антония вместо ответа подала знак своим слугам, и те принесли Констанции одеяло и подушку.
— Уже поздно, — сказала епископ. — На рассвете выступаем.
— Войдя в пределы Вендара, вы окончательно отрежете себе дорогу назад.
— Да будет так, — провозгласила Антония, улыбнувшись самой ласковой улыбкой. Словно учитель, терпеливо выслушивающий глуповатого и нескорого на ответы ученика. — Рать Генриха ждет нас в Касселе. Там мы и встретимся. А теперь помолимся и будем спать.
Она преклонила колени, и за ней последовали слуги и клирики. Констанция поколебалась немного, но затем, с благородной грацией человека, не позволившего несчастьям сломить свой дух, опустилась на пол и присоединилась к молитве.
Той ночью Алан видел сон.
Качка приятно убаюкивает, но ему все равно не спится. На дне барки сгрудились двадцать пленников, будущих рабов. Они плачут и стонут. Те, что уже потеряли надежду, спят. Братья отбирали самых молодых и сильных — тех, кто проживет несколько лет в северной стране, прежде чем погибнуть от холода или собачьих зубов. Некоторые, быть может, дадут потомство, но дети мягкотелых слабы и не выживают на его родине. Как удалось этим существам так быстро заселить южные земли, до сих пор остается загадкой. Опасно спрашивать об этом Матерей Мудрых, ибо о судьбе неверных не хотят ни слышать, ни знать. Но разве Халан, сын Генриха, не говорил с ним о боге и вере? Он касается Круга на шее. Холодный, безжизненный кусок дерева…
Волна ударяет о борт, и весла скрипят в уключинах. Судно быстро несется по волнам. Звуки волн привычны с детства — они для него как музыка или воздух. Добрая ночь для плавания в северном море.
