— Прими свой обычный вид, Равел.
Она вновь обратилась в отталкивающую ночную ведьму.
— Тебе сложно угодить! Ба! А они еще удивляются, почему в нашем роду нет мужчин!
— В какие еще формы ты можешь… ты уже обращалась?
— Может — во многие, а может — и не в какие. — Казалось, Равел вопрос озадачил. — Уже и не помню. Меббет, Марта, Эй- Вен… Так много нитей и ветвей, так много Равел… формы мои непрерывно множатся, переплетаются и растут.
— Меббет? Ты была Меббет?
— Возможно, это было одним из моих имен… да? — Казалось, Равел озадачилась еще больше, ее пронизанные черными венами глаза затуманились. — Сложно помнить имена… — Голос ее стал еле слышным. — Это как различать крики на огромном расстоянии…
— Меббет была добра ко мне и помогла мне, Равел. Это значит, ТЫ помогла мне. Спасибо.
Стоило мне помянуть Меббет, как все краски сбежали с лица Равел — в буквальном смысле. Будто цвет просто… исчез.
— А ты сам-то кто, хм-м? Путь твой привел тебя назад к дверям Старухи Меббет?
Я повторил слова, которые произнес при встрече с Меббет лишь несколько дней тому.
— Да… Меббет… Я хочу изучить магию. Ты можешь обучить меня?
— Ба! Я всего лишь знахарка, мальчик, могущество Искусства лежит за пределами моих возможностей…
— Я… так не думаю. Я считаю, ты можешь научить меня куда большему, чем полагаешь сама. Гораздо большему.
Следующий вопрос прозвучал подобно эху: — Хочешь изучить Искусство, да? И зачем тебе изучать подобное?
Эхо: — Потому что я хочу узнать, кто я такой.
Равел… Меббет… кивнула.
— Искусство может помочь, а может — и нет; ты не должен полагаться на него для решения всех своих проблем. — Она вздохнула. — Скорее всего, дитя, к твоим нынешним вопросам добавится еще превеликое множество. — Она склонилась ко мне. — Но если хочешь знать, тогда слушай…
Меббет… Равел… прошептала что-то, и я почувствовал себя несколько… другим. Она поведала мне нечто ужасное о существовании Планов, но разум мой воспротивился этому знанию и я не мог вспомнить его, как не старался. Лишь мысль об этом бросала меня в дрожь… Равел открыла мне то, что никто не должен был знать. Она испытывающе глядела на меня.
— Ты была и Эй — Вен? В Мавзолее? Эй — Вен помогла мне, Равел.
Практически бессознательно Равел протянула ко мне руку, и я готов был поклясться, что видел когти Эй — Вен…
Левой рукой Равел вырвала клок волос, обернула его вокруг когтя, после чего вонзила другой коготь в меня около одного из шрамов. Я едва почувствовал укол, но казалось, что она собирается начать меня зашивать. Как и с Эй — Вен, ощущения были достаточно безболезненны, но нить зашивала что-то глубоко ВНУТРИ меня, хоть и пребывала на поверхности. Мгновение спустя Равел отстранилась, и я почувствовал себя… лучше. Сильнее. Равел прошептала голосом Эй — Вен:
— Глупый зомби…
— Ты была той сумасбродной женщиной из Подземной Деревни? Мартой? Пусть сумасбродная, но она была добрая и отзывчивая. Если ты действительно была ею, стало быть, ты не желала причинять мне вред. Спасибо.
Когда я произнес это имя, лицо Равел изменилось, кожа обвисла, лицо приняло кислое, горестное выражение, характерное для Марты.
— Давай же… не доставляй Марте лишних неудобств… — Она воздела коготь указательного пальца и ткнула им меня. — Лживый, плохой труп. — Коготь Равел вонзился мне в живот, рассек плоть… но боли не было. Я глядел, как кожа моя расходится в стороны… но кровь не текла из раны. — Погляди на это, Марта… Погляди…
Свободную руку Равел погрузила в рану, вытащив наружу внутренности, вырвав их… И в то же мгновение рана затянулась. Марта… Равел… сжимала мои внутренности, как добытый трофей.
— Мило, а, Марта… Нет, такое не стоит глотать…
— Э… могу я получить их назад? Боюсь, они еще мне понадобятся.
Марта… Равел… медленно кивнула.
— Думаю, понадобятся, не так ли, Марта? Да… да, понадобятся, Марта. Великая магия пребывает во внутренностях бессмертного, да… это вам не зубки или глазки… — Черты Равел вновь подернулись, и от лика Марты не осталось и следа.
— Почему ты помогала мне, Равел?
— Но я не могла не помочь тебе, драгоценный мой человек… и так будет всегда, неважно, как много останется личин Равел… в этом вопросе они единодушны.
— А что это за место? — спросил я, заинтересовавшись тернистым садом, ею сотворенным.
— Когда-то это был блеклый Лабиринт из безжизненного камня, но, оказавшись здесь, я нашла черное себя в своих волосах, и оно проросло в камне, и расцветало, расцветало, пока не опутало весь Лабиринт, как спутанная копна волос старухи… и этот Лабиринт, созданный другой, стал МОИМ садом.
— Почему ты пленена здесь?
— Я попыталась помочь Леди, а она этого не оценила.
— Леди Боли? Ты пыталась помочь ей? — изумилась Падшая Грэйс.
— Предложение помощи оказалось нежеланным. Я пыталась освободить ее; Сигил — это КЛЕТЬ, Город Дверей и Замков, и ее тюрьма. Так должно быть, разве нет? Почему еще его называют — Клетью? А кто в заключен в Клети? Леди! Столь маленькая тюрьма для столь великой сущности. Несправедливо, неправильно, невыносимо так мучить женщину!
— Думаю, я знаю, кто должен сидеть в клети… — пробормотал Морти.
— Я пыталась открыть Клеть, выпустить Леди на свободу, — она замахала руками, будто прогоняя невидимых птиц, на лице отразилась боль. — Прочь, прочь, страдающая женщина, да будет сломано кольцо Сигила, дабы смогла ты улететь прочь от этих грязных улочек и глупых дабусов, которые не осмеливаются использовать слова, страшась, что мысли их будут услышаны!
— Равел прекратила махать руками и тихо вздохнула. — До того, как я успела закончить, я оказалась здесь, и памяти моей это на пользу не пошло… о многом позабыла… — Равел вновь ощерилась. — Угасание памяти — благо для этих старых костей. О многом я позабыла… Счастье, что я до сих пор помню тебя.
— Равел, но… ЗАЧЕМ ты пыталась освободить Леди Боли из Сигила?
Тихим голосом Равел ответила:
— Я не могу выносить, когда кто-то — пусть даже Сила — пребывает в плену, ведь все… камни, земли и даже всякие леди с клинками… должны быть СВОБОДНЫ. Мне говорили, что я глупа. Зачем так рисковать, говорили они? — Я слышал множество причин, по которым Равел могла пытаться открыть Клеть, Сигил, но о подобном мотиве даже не задумывался. Интересно, всегда ли в черной душе Равел пребывало сострадание, или же неожиданная любовь, которой я был причиной, открыла путь иным, добрым чувствам.
