А дальше потекли долгие дни в монастыре на перевале, который начал казаться монаху тесной тюрьмой, а не родным домом. Юлди молился, просил Заступника прогнать греховную гордыню, советовался с отцом-настоятелем… Но опасные мысли не унимались.
Снова в дорогу, снова в бой — это ли не счастье?
Он записал своё путешествие. Записал и свои впечатления от магнатов-оборотней. Они звали его поселиться у них навсегда, но настоятель воспротивился. Не дело такому юному монаху руководить церковью целой страны. Какое там руководить! Юлди согласился бы и полы подметать в новом храме на востоке… Отец Алфеус объяснял: магнаты никогда не признают церковную власть другого клирика, если Юлди будет жить среди них. Но дело церкви не должно зависеть от одного человека.
Поэтому к магнатам отправились другие.
И первую церковь на востоке возвели тоже без Юлди.
Как отец Алфеус не понимает: не желание быть первым звало его в дорогу! Желание быть причастным к большому делу!
Но он не роптал.
Удел монаха — покорность.
* * *
Его терпение было вознаграждено. Отец Алфеус позволил Юлди покинуть стены монастыря и присоединиться к отряду Увара. К тому самому, с которым он уже путешествовал на восток. Он пока никуда не собирался, но Юлди, по приказу бывшего приора, старательно учил языки степных членов отряда.
Создатель не наградил Юлди способностями к языкам, но Юлди упрямо заменял их усердием. Он вёл записи, говорил с Иргаем, который когда-то спас ему жизнь, с юным Фатеем, происходившим из другого народа, снова записывал свои наблюдения…
И Заступник подарил ему ещё одну радость. Отряд отправлялся на восток, да не до магнатов, а дальше, ещё дальше, туда, где южнее страны городов Дарилики раскинулись бескрайние степи. Отряд отправлялся на восток и брал Юлди с собой! Это ли не счастье?
* * *
Леса оборотней изменились. Раньше через них шла петляющая тропа, по которой едва ли могла проехать телега. Теперь это был широкий прямой тракт, на котором на равном расстоянии друг от друга стояли заставы и стерегли дорогу. На заставах сторожили всё те же оборотни, которые предпочли службу былой вольной жизни, и яростно защищали свой участок дороги и от разбойников-людей и от желающих поживиться лёгкой добычей своих собратьев.
Изменились и земли язычников. Где-то болота осушили, где-то проложили надёжную гать, но только путь и здесь был прямым и безопасным. Братство Помощи потратило немалые деньги на эту дорогу. Она должна была длиться, длиться и длиться до самой Дарилики. Поговаривали, что со временем Братство Помощи не пожалеет средств и путь замостят камнями по древнему способу, чтобы ни осенняя, ни весенняя распутица не мешала торговле. Но сначала торговля должна была себя окупить.
Потому на восток и отправлялся личный отряд самого дюка: они не просто бывали там, они семь лет прожили в степях и переняли немало тамошних обычаев. Например, они таскали с собой жён и детей, даже самых маленьких и беспомощных. Одна такая женщина удочерила оборотня, девочку, которую ему в конце концов доверили посвятить Заступнику — после того, как её по каким-то полудиким обычаям посвятил Заступнику приёмный дед. Сейчас крошка Ольви уже подросла и мальчишки повадились брать её с собой, когда лазили по чужим погребам. Пусть и маленькая, она отпугивала деревенских собак и всегда чуяла, не идёт ли хозяин погреба.
Крошку Ольви тоже взяли с собой. У её приёмной матери с тех пор родилось ещё два сына и дочь, но свою первую девочку Дака обожала, хотя первые несколько лет все знакомые оборотни предлагали утопить неудачного щенка. У них, оказывается, не было принято, чтобы детёныш так часто менял форму до отрочества. Волчицей Ольви была почти взрослой, а вот как человек заметно отставала от своих сверстников. Дака ничего не хотела и слушать. Иргай, её муж, разводил руками. От девчонки по крайней мере была польза на охоте.
* * *
Они проехали дружественные Тафелону земли князя Галлаюта и отправились дальше, через земли князя Инваса, от которых уже недалеко было до страны магнатов-оборотней, где Увар рассчитывал задержаться на пиры с гордыми властителями той земли — и пополнить запасы в дорогу. Где-то в тех же краях было разбойничье капище, в котором Юлди чуть было не убили во время первого его путешествия. Князь Инвас сидел в городе Дульме, который каждому тафелонцу казался большой и неопрятной деревней. Возле Дульме рос вековечный лес, каждое дерево в котором было священным, и Увар лично запретил Юлди туда соваться со своим топором. Юлди пожал плечами. Он уже не был тем мальчишкой, безумно обиженным на недоверие товарища по оружию, вымещавшим злость на языческих идолах. По договору с Тафелоном он имел право проповедовать истинную веру и считал это дело куда важнее, чем уничтожение священной рощи. Когда город склонится перед Заступником, старые идолы отправятся на дрова без его участия. А перед Заступником город склонится. Не может быть, чтобы люди не захотели отвергнуть ложную веру во имя истины.
* * *
Врени не слишком радовалась новому походу, но её, как всегда, не спрашивали. И навязанному святоше она тоже не была рада. Сколько раз ходили без него, а теперь — дожили! — слишком важное дело, чтобы обойтись без монаха. Брат Юлди должен был вести записи похода. Составлять карту. И даже вести торговлю, как будто он в ней хоть что-то смыслил! И, уж конечно, этот сопляк собирался проповедовать!
Он проповедовал всегда. Во время дневных переходов без устали трепался о неизмеримой милости Заступника со всеми, кто ехал рядом. Во время привалов учил мальчишек и девчонок отряда, что нельзя воровать, ругаться и драться с местными детьми. Если кто-то заболевал, сидел у постели больного и втолковывал, мол, исцеление зависит от воли Заступника. А как же Врени? А что Врени, она орудие в Его руках.
Орудие она, как же! В руках Заступника!
Больше всего святоша радовался, если они задерживались в каком-нибудь городе. Тогда он находил толмача и шёл рассказывать местной черни про «истинную веру». Рассказывал он странновато, то пересказывал жития святых, то повествовал о своих приключениях, а то и вовсе вызывал особенно сомневающегося язычника подраться на кулаках или топорах. Мол, Заступник направит его руку. В прошлый раз даже с оборотнями подрался и ведь победил. Они сразу же уверовали. Враг знает что такое был этот Юлди.
* * *
Вот и сейчас, едва они остановились возле Дульме, как он ушёл из лагеря и отправился в город. Тафелонский там понимали похуже, чем в более западном Пьярбе, но за толмачом дело не встанет.
День ещё не склонился к вечеру, когда в лагерь вернулась увязавшаяся за святошей Ольви и тоненько завыла. Как по покойнику. Все уже знали, что от перепуганной оборотницы не стоило и ждать человеческого облика и объяснения. С другой стороны, переживать попусту она тоже привычки не имела.
* * *
Юлди проповедовал на широкой площади недалеко от княжеского терема. Он успел подраться с тремя язычниками и выиграть каждый из трёх поединков, и давно уже отвечал на заковыристые вопросы языкастых баб, собравшихся поглазеть на новое чудо. Но вдруг толпа раздвинулась, пропуская вперёд… седого как лунь старика в белых одеждах. В одной руке он держал факел, в другой — дубовый посох. На поясе старика справа висел конский череп, а слева, к ужасу монаха — человеческий. Юлди оглянулся. Весёлого толмача Кердаса как ни бывало. Малютка Ольви отчего-то отчаянно взвыла и бросилась наутёк. Старик остановился напротив монаха и выжидающе уставился на него.
Юлди сжал левой рукой чётки и уставился в ответ на старика. Тот чего-то ждал и под его взглядом монаху было откровенно неуютно. Но черепа, белая одежда, посох, да и почтение, которое оказывала старику толпа, подсказывала, что Юлди столкнулся со своим главным врагом: местным жрецом, поклоняющимся идолам. И отступать монах не собирался.
