Первое время матросы только и занимались тем, что латали паруса, а Эрдан подолгу сидел в трюме, наблюдая за зарастающей пробоиной. Сознание «Невесты», очень тяжело переносившей боль, не просто погрузилось в сон — оно захлопнулось, словно раковина жемчужницы. Это поначалу встревожило корабела: кто знает, вдруг фрегат не захочет просыпаться? Он успокоился, лишь когда услышал ночную песню и увидел собирающуюся за бортом рыбу. Спать стало тяжелее, но Эрдан готов был терпеть: к тому же на сей раз он мучился не один. «Проклятые рыбы, — сказала целительница, хмурая и сонная. — Хоть бы это поскорее закончилось…»
Как-то вечером корабел впервые отвлекся от работы и огляделся по сторонам, пытаясь понять, куда же они попали. Песчаный берег был пуст; в скалах к югу от того места, где стоял фрегат, гнездились какие-то белые птицы, и их пронзительные крики были единственными звуками, нарушавшими тишину. По просьбе Эрдана Джа-Джинни облетел остров несколько раз и заявил, что тот довольно большой, но нигде не видно следов пребывания людей, — и вот тогда-то, обратившись к картам, корабел обнаружил, что острова на них нет. К северу от Каамы оказалось несколько клочков земли, помеченных значком «необитаемые», — да вот только, если верить картографу, все они были раз в пять-шесть меньше, чем тот, куда их занесло.
Шуршание бумаг разбудило капитана. Он долго наблюдал за корабелом краем глаза, а потом сказал сонным голосом:
— Не удивляйся… восточный берег этого острова омывается морем Кракена… одно название наводит на картографов Империи и Окраины такой ужас, что они предпочитают сюда вообще не соваться… ну, пропустили остров, подумаешь?..
— Шутишь? — проворчал Эрдан, отодвигая бесполезные карты. — Это место начинает меня тревожить, уж слишком здесь пустынно. Кстати, раз ты все равно проснулся — Умберто просит отпустить его поохотиться. Что скажешь?
— Пусть идет, — ответил Крейн после недолгого размышления. — И пусть возьмет с собой кого-нибудь… на всякий случай.
Молодой моряк очень обрадовался разрешению и на следующий день отправился в лес, захватив еще двоих матросов. Каково же было удивление Эрдана, когда Умберто и «охотники» появились вечером — без добычи, злые и уставшие, да к тому же с ног до головы в пыли и паутине. Джа-Джинни, наблюдавший за приближением троицы, поприветствовал их язвительным «Что, не повезло?» — но сразу изменился в лице, встретив взгляд Умберто. Тот был мрачнее тучи и, не обращая внимания на иронию крылана, пробормотал:
— Идем к капитану, там все расскажу.
Крейн выглядел немного лучше и нашел в себе силы подняться. Джа-Джинни и Эрдан уселись за стол, а Умберто, по привычке устроившись на полу, начал свой рассказ.
В лесу охотников с самого начала неприятно удивила тишина. Сперва казалось, что все звери ушли, почувствовав приближение чужаков, но потом один из матросов заметил: на земле и на деревьях не было ни единого следа живых существ крупнее крысы. В кронах жили тщания, напоминающие белок, но от лап к телу у них тянулись кожистые перепонки, позволяющие… летать. Крылан при этих словах встрепенулся, но Умберто тотчас уточнил: они не летали, а планировали — прыгая с высокой ветки, расправляли свои странные «крылья», и ветром их несло все дальше и дальше. Этих белок удалось увидеть раз пять-шесть, а еще они заметили в траве змею.
— Ну и птицы, конечно, — было слышно, как они поют. И ни одного крупного зверя!
— Ты за этим нас сюда позвал? — ворчливо поинтересовался расстроенный крылан. — Нету зверей, подумаешь! Такое случается. Птицы едят рыбу, змеи — птичьи яйца… слышал я про зверька размером с крупную крысу, который питается исключительно змеями. Белки эти… летающие… тоже, наверное, кого-нибудь едят. И все довольны…
— А что ты об этом скажешь? — Умберто достал из-за пазухи какой-то предмет и поднял руку так, чтобы всем было видно. «Этим» оказалась каменная фигурка размером чуть меньше ладони, выполненная с большим мастерством, но сильно пострадавшая от времени: женщина в длинном платье, с раскинутыми в стороны руками. Кисти рук были отбиты. Эрдан долго смотрел на находку Умберто, прежде чем понял, что с ней не так.
У нее было второе лицо на затылке.
Моряк продолжил свой рассказ тихим голосом, в котором то и дело проскакивали зловещие нотки. Они с товарищами продолжали углубляться в заросли, хотя уже поняли, что придется вскоре возвращаться несолоно хлебавши, — как вдруг один из них оступился и… провалился сквозь землю. Когда стало ясно, что ничего страшного не произошло — пролетев два человеческих роста, матрос упал на что-то мягкое и ничего себе не сломал, — они решили осмотреть пещеру, вход в которую открылся столь странным образом.
— Лучше бы мы туда не лезли, — тускло проговорил Умберто. — Я теперь до конца жизни буду помнить это подземелье…
Веревки у охотников нашлись, а вот факела не оказалось; пришлось соорудить его жалкое подобие из того, что оказалось под рукой. Под землей было сухо и пыльно, повсюду висели плети паутины — сами пауки оказались немногим меньше пресловутых летающих белок. Пройдя немного по темному коридору, который постепенно сужался и уходил все ниже и ниже, они уже хотели повернуть обратно, как вдруг за резким поворотом обнаружилась большая комната.
В которой негде было ступить от лежавших повсюду скелетов.
— Это был, наверное, склеп, — пробормотал парень. — Они там лежат уже очень давно. На некоторых сохранилась одежда — богато украшенная, разноцветная, — но, когда мы вошли, она вдруг начала рассыпаться на глазах… а потом остались только кости…
— Ты не заметил, как они лежали? — осторожно спросил Эрдан.
— Сложив руки на груди, — хмуро ответил Умберто. — Они были разные — большие, маленькие… детские, наверное… а посередине стоял постамент, на котором была она, двуликая…
Они не так уж много успели рассмотреть, потому что самодельный факел погас. Комната погрузилась во тьму, и обратно моряки пробирались на ощупь, путаясь в паутине и сбивая друг друга с ног. А когда, еле дыша, вылезли на поверхность, Умберто обнаружил, что сжимает в руке маленькую каменную фигурку, точную копию статуи из подземелья, за исключением отломанных кистей.
Как и где он ее подобрал, моряк не помнил — и это приводило его в совершенный ужас.
— Дай-ка мне… — попросил Крейн. Умберто поторопился отделаться от странной находки и жалобно взглянул на капитана, словно ждал, что тот одной короткой фразой прогонит все его страхи. Магус очень долго разглядывал статуэтку, вертел ее так и этак; его лицо оставалось непроницаемым. Наконец он с трудом поднялся и похромал к Эрдану.
