Плащ слетел с Нъярлатхотепа. Он в долю секунды утратил человеческие очертания, сменяя маскировочную форму Черного Человека на боевую — Ползучего Хаоса. Тысячи щупальцев выстрелили в янычар, бесформенное туловище на глазах выросло до размеров африканского слона.
Кай-хемеальская рота наполнилась криками ужаса и боли — щупальца архидемона посеяли в их рядах дикую панику. Они мелькали с бешеной скоростью, нанося удар за ударом, а стрелы и ятаганы ничего не могли с ними поделать. Янычары падали мертвыми один за другим — их душили, разрывали на части или просто хватали и били о землю до превращения в кровавую массу. Нъярлатхотеп один успешно заменил целое войско — неуязвимый, несокрушимый, он всего за две минуты безжалостно уничтожил всех, до кого сумел дотянуться.
Потом пришел черед тех, что успели дать деру или просто на момент начала атаки находились вне досягаемости архидемона. Щупальца в долю секунды трансформировались в пузатые хоботы, начав оплевывать врага вязкой серой слизью. Попав на кожу, она мгновенно разъедала ее, превращая человека в мечущийся и кричащий полутруп. Еще полторы минуты… и вот над долиной повисла тишина. Нъярлатхотеп истребил всех. Даже не напрягаясь, не прилагая серьезных усилий — ему это было не сложнее, чем носорогу передавить горстку хомячков.
Колдуны начали подниматься с земли. Йемеш Солнечный достал из плечевой сумы фиал с сизой жидкостью, отвинтил крышку, с шумом выдохнул и резко выдернул стрелу из живота, стараясь не оставить в теле наконечник. Из раны хлынула кровь, но колдун присосался к целительному эликсиру, и она начала закрываться. Метеомаг вяло прищелкнул пальцами, прекращая дождь. Землю вновь залили ослепительные лучи солнца.
Стефаль Прекрасный поступил по-другому. Придерживая рассеченное плечо, он подошел к еще дышащему янычару и приник к его губам в отвратительной пародии на поцелуй. Краснокожий кай-хемеалец мгновенно побледнел, захрипел и испустил дух. Серый, напротив, улыбнулся — плечо на глазах срослось, оставив лишь длинный розоватый рубец. Колдун перелил в себя всю прану, что еще оставалась у янычара.
— Владыка… — окликнул Нъярлатхотепа Йемеш.
— Не мешай, раб, — ответил сразу тремя ртами Ползучий Хаос, распластавшись метров на тридцать во все стороны.
Сотни тонких хоботов, оканчивающихся костяными иглами, вонзились в мертвых и раненых янычар, и по ним потекла кроваво-мясная жижица, превращая воинов в пустые оболочки. Архидемон решил слегка подкрепиться после долгого путешествия.
Закончив обед, Нъярлатхотеп стекся воедино и поднялся на всего лишь двух ногах, вновь став Черным Человеком. В родном Лэнге он предпочитал всегда оставаться тем, кем являлся на самом деле, но в других мирах придерживался маскировочной формы. В ней проще — даже великого Посланца Древних, способного прыгать между мирами, словно блоха, Печати Мардука тянули обратно. Здесь, в Закатоне, вдали от удерживающего портала, он чувствовал себя очень неуютно — Лэнг стремился затащить обратно покинувшего его демона. Да, он мог сопротивляться зову Печатей годами, если не десятилетиями, но это означало усиливающуюся с каждым месяцем боль и слабость. Нъярлатхотеп не завидовал демонам, призываемым колдунами — как же им, должно быть, мучительно разрываться меж двумя силами, тянущими в разные стороны!
— Вы, двое, — приятно улыбнулся он Йемешу и Стефалю. — На той стороне моста — Воронка. Уберите ее.
— Владыка, я чувствую гибель… — наморщил лоб Стефаль.
— Само собой, здесь только что погибли очень многие, — язвительно приподнял уголки губ Йемеш.
— Я не об этом… Гибель… Чувствую, именно здесь погибла повелительница Асмодея… Антикваро… Алес… Ноктикула…
— А мой сын? — напрягся Йемеш.
— Его не чувствую… Трупы уничтожены… сожжены… повелительница Асмодея упала в огненную пропасть… да, упала… ее вампиры были перебиты… остальных просто сожгли…
Где-то вдали прогремел гром. Погода всегда отзывалась эхом, когда Йемеш Солнечный испытывал сильные эмоции.
— Кто это мог быть? — спросил он сам у себя. — Алес убит… он был моим другом… И где мой сын?…
— Меня очень заботит судьба твоего сына, — серьезно ответил Стефаль.
Йемеш с трудом сдержался, чтобы не ударить этого лицемера по холеному личику. Двое серых одновременно скрипнули зубами, глядя друг на друга.
— Это не должно нас волновать, — вмешался Нъярлатхотеп. — Мы здесь по другому поводу.
— Владыка, я полагал, что мы здесь, чтобы узнать о судьбе моего сына… и остальных, — нахмурился Йемеш.
— Ну вот мы о них и узнали. А теперь ступайте и уберите Воронку. Мы идем дальше. И радуйтесь, что вы пока что мне нужны, ибо вы начинаете меня злить.
В голосе Нъярлатхотепа появились гневливые нотки. Колдуны поспешно бросились исполнять приказ.
За все время экспедиции архидемон с ними почти не разговаривал. Он ограничивался краткими фразами, когда требовалось что-нибудь приказать или ехидными комментариями по поводу действий или высказываний кодунов. Сразу было видно, что человеческий род не вызывает у Нъярлатхотепа ничего, кроме насмешек — низшие существа, о чем с ними можно говорить?
Тем не менее, он оказался поразительно осведомленным о многих аспектах человеческой жизни — так опытный мирмеколог может с точностью назвать длину сяжек любой разновидности муравьев. За все время путешествия (они перелетели океан на вемпирах, высадились в Мертвых Песках, рядом с границей Кай-Хемеала, ехали с попутным караваном, а в самом конце просто шли пешком) он ничем не выдал, что не принадлежит к человеческой расе. На Йемеша и Стефаля местные жители смотрели с неприязнью — серые колдуны везде вызывают схожие чувства. На Нъярлатхотепа — всего лишь с подозрением, как на любого подозрительного типа, якшающегося с серыми. Того, что он демон, никто так и не понял.
Йемеш и Стефаль дважды предлагали своему предводителю как-нибудь ускорить передвижение. Те же вемпиры перенесли бы их через горы в несколько раз быстрее. Но по каким-то непонятным причинам архидемону было очень важно проделать этот путь на своих двоих. С самого приземления он шел пешком и словно бы что-то считал про себя, время от времени проводя какие-то измерения собственными пальцами. Причем результаты Нъярлатхотепа совсем не радовали — он морщился и тихо ворчал.
— Нет, это не подойдет… — наконец пробормотал он. — Слишком трудно будет про…
Он оборвал сам себя на полуслове, заметив, что колдуны жадно прислушиваются. Архидемон Лэнга сухо рассмеялся.
— Вперед, рабы, — приказал он, вступая на висячий мост.
