Всему живому рано или поздно предстояло уйти в одну из сторон…
В Бездне сознание надолго не задерживалось. Всей своей мощью Бездна успокаивала его навек, подобно тому, как затухающей волной умирает одинокий электрон, выбрасывая квант землицы. А там, где было светло, тепло и благодать, сознание могло существовать сколько угодно, заботливо окруженное землицей.
По сути, землица являлась матричной памятью, которую Бог держал в своей руке. Разница между человеком и Правителем заключалась в том, что до Страшного Суда матричную память человека — его душу (землю), нес на себе ближний человека. А матричную память Правителей Бог не доверял никому. Слишком большая на них лежала ответственность. Правители прошивали своды, цементируя пространство, заполняли пустоты, присматривали за звездами, плодили жизнь, людей обращали лицом в его сторону…
Да мало ли в подвселенной дел?!
И не имел привычки давить, позволяя творить на свое усмотрение, чтобы потом судить по совести. Разрешал немного погостить, чтобы могли испросить у него совета, задать вопрос о наболевшем… — ненадолго, навечно в гостях сидеть не позволялось.
Возможно, такой расклад кому-то показался бы несправедливым. Тот, кто познал жизнь, будь то человек или Правитель, верил, что жизни без жизни не бывает…
Но Бог был иного мнения. Он не считал бессмертие Правителей благом, а как раз таки наоборот — тяжкий крест, когда встреча с ним откладывалась. Он был Благо, а все остальное суета сует.
Поднебесная для Бога была то же самое, что пространство для Правителей — пустой, мрачный, мертвый холст, на котором он изредка малевал картины. В отличие от Правителей, которые, по сути, были его первой попыткой как-то изменить существующую реальность подножия ног своих, Бог украшал себя любимого, переложив заботы украшать лужу под ногами на тех, кто в ней плодился и размножался. Но Правители к своей луже привыкли и полюбили ее. И, в конце, концов, их мнение с мнением Бога резко разделилось. Здесь они были хозяева жизни, а там не пришей кобыле хвост — пятая лапа на киселе.
А спустя время, когда жизнь как будто стала налаживаться и знаний как будто накопили на все случаи жизни, многие Правители уже не искали его, стараясь обходиться своим умом…
Для строительства империи две точки пространства соединялись через подпространство, которое стягивалось прокладкой, пока не начинали действовать силы отталкивания. То же самое, как сжать пружину. И сразу после этого прокладка завязывалась узлом. Через какое-то время подпространство затягивало шрамы, рассасывалось и становилось однородным. В пространстве (Просто) вроде бы ничего не изменилось, а в подпространстве (Протосе) и в прокладке (Профоне) между звездами образовывалось некое поле, как следствие взаимодействия сил. И чем дальше была звезда, которую подтянули к империи, тем сильнее проявлялось напряжение.
И вот это-то поле и его напряжение были тем жизненным пространством, которое питало, кормило, охраняло Правителя. Он мог пить это напряжение, как вино. Для звезд это тоже было чем-то вроде жарких объятий, когда одна звезда могла подкормить другую, или наоборот, принять на себя часть бремени. Она была уже не просто звездой, а членом общества, овцой стада под пастухом.
С дворцами оказалось еще проще. Несколько дворцов стягивались между собой внахлест. И получалось, что в пространстве они отстояли далеко, а если в это время быть во дворце, то можно из одной комнаты на одной планете перейти в другую, которая была уже на другой планете. Тот же портал, когда два его конца выворачивались наизнанку.
Да, полукровки такой дворец или империю построить не могли. Здесь играли роль не столько знания, сколько качество и состояние строителя, способного работать на всех уровнях бытия. Они наполовину оставались людьми, подпространство для них существовало разве что как четвертая плоскость трехмерного измерения. Карсад оказался мудаком. Задумав объединение, он ничего не терял. Не усложняя жизнь полукровкам, подтянул их звезды к имперским, чтобы весело существовать в этом пространстве. Двум Правителям в этом пространстве места не было и не могло быть, а полукровкам вполне хватало силы звезды, которая продлевала им время от времени годы. По сути, это была капля, которая падала на них, тогда как Карсад пил эту силу каждый день.
Миллионы звезд!..
Сразу за всеми звездами не уследишь. Многие вообще не имели живых планет, довольствуясь созерцанием чужой жизни. Поле было общим, а Правитель и родителем, и дитем, который заботился о них, давая им осознание собственного Бытия. И получал в ответ и любовь, и заботу. Но так долго продолжаться не могло, если Правитель не справлялся с обязанностями. Звезды без внимания начинали угасать. И стоило ей заподозрить, что ею пренебрегли, как она тут же покатилась к другому Правителю. Но без веского основания предавать они не умели, поэтому империи Правителей более или менее оставались стабильными. Их переманивали, их задабривали, им обещали златые горы, их брали, как невесту, полагая огромный выкуп — и чем больше был гарем, тем престижнее ее положение. А уж если ее передали малолетнему Правителю, то же самое, что осчастливили материнством. Первая звезда была первой во всем.
Вице-правители были как цветы, которые Карсад посадил на своем поле. Регенты, наместники и лорды — стебли и листья. Полукровки охраняли звезды и работали на его благо, уплачивая в казну немалые налоги. А империи содружества, подтянутые друг к другу, теперь не столько отдавали, сколько брали.
Заметив своего демона, мать охнула, ноги у нее подкосились. Они обнялись и долго стояли, поглаживая друг друга, видимо, о чем-то разговаривая телепатически. А после дружной толпой вывалились из подпространства и закатили праздничный ужин. Гостей не приглашали, праздник был семейный. Выбор не велик — или демоны, или гости. Мать, наконец, поверив, что демон ее жив-здоров, сильно помолодела — и пока готовила, не переставала любоваться им. Ее демон и она сама жалели только о том, что Лорки рядом нет. Оказывается, Ари сильно привязалась к собаке, ассоциируя себя с нею во сне.
— Поэтому она была слишком умная? — усмехнулась Анна. — Здесь в четырех стенах, а там вся планета, тут на мир из окна, а там из кабины пилота. С Тино ей хорошо, — не разделила она их грусти. — Вы лучше расскажите, как там, на Черной Дыре?
— Наши освоились. Ведут поиски собратьев. Пятьдесят тысяч особей это мало. И почти все самочки, не способные дать здоровое потомство, — демон безнадежно махнул щупальцем. — А самцов раз-два и обчелся. И не известно, как себя поведут, если ни одна не принесет потомство.
