— Тьфу, болван, — сквозь зубы процедила принцесса, ощупывая отпечатанные на щеке полосы. — А если бы я огнём пульнула?
Он пожал плечами, протянул ладонь, на которой тут же образовался комок воды.
— Без комментариев, — она вздохнула, отсаживаясь на кровати и давая место брату. Тот растянулся рядом.
Так они сидели-лежали много минут, пока солнце не сменило утренний полыхающий огненный наряд на более спокойный лимонный. Фелиша молча перебирала волосы брата. Тот задумчиво мурлыкал любимую мамину песню. Когда-то давно, вечность назад, они удирали в городской парк к пруду, чтобы просто побыть одним. Там порхание стрекоз и кваканье лягушек не мешали сидеть и молчать. Они были малы и беззаботны, впереди лежала целая вечность, чтобы сказать друг другу все те вещи, о которых они так дружно молчали. Теперь молчание было слишком пустым и болезненным. Перед ним действительно лежала вечность. Она же должна была остаться мимолётным вздохом где-то в самом её начале. Но сейчас, в наполненной утром и рассветом спальне, эта вечность ещё не раззявила бездонную пасть и не поглотила укутанный розовой поволокой воздух в воспоминаниях.
— Я возвращаюсь домой, — сказала она.
Он спокойно поднял на неё глаза. Правильно, чему удивляться, когда путей и дорог в его уже нечеловеческом мозгу отпечаталось десятки миллиардов? Он знал их все — все нехоженые тропинки и наезженные тракты, которые однажды должна будет пройти его сестра. И всё же со всем своим всезнанием он мог знать только следствие, но никак не причину поступков.
— Папе нужен кто-то хотя бы до тех пор, пока не подрастёт малышка.
— Или малыш.
— Скорей всего, оба, — заметил Архэлл, входя в спальню и без особых церемоний распихивая близнецов, чтобы втиснуться посередине.
— С чего ты взял? — недовольно поджал губы Феликс.
— Потому что десять минут назад прилетел голубь с известием. Поздравляю, у вас ещё на одних брата и сестру больше.
— Абзац! — пробормотала Фелиша. — Пожалуй, стоит передумать свои планы на будущее.
— Всегда пожалуйста. Сегодня у меня охота на гарпий. Приглашаю.
— Чур, я на Матильде!
— А мы?
— А вы — на охоте.
— Зануда.
— Провокаторы.
— Ребят, — Архэлл неожиданно обнял взъерошенных близнецов, притягивая ближе к себе. — Всё-таки здорово, что мы все родились и однажды встретились.
Фелиша и Феликс переглянулись.
Да, судьба уже раскидала каждому карты и разъединила пути, но здесь и сейчас они были вместе и новый день встречали такие же молодые и беззаботные, как и вечность назад.
— Да, это действительно здорово…
P.S. Драконья чешуя блеснула в первых лучах солнца, заиграв всеми оттенками золотого, разбилась тысячей вспышек. Пламень недовольно покосился на сидящего между спинных пластин мужчину с теми же ядовито-золотыми глазами, что и окраска его шкуры. Волосы в очередной раз сменили цвет, полыхнув почти малиновым, отразившись от расписанного зарёй неба.
— С-сволочь ты вс-сё-таки, — проникновенно заверил дракон.
Мужчина ухмыльнулся.
— И без тебя в курсе.
— Ч-щем ты не угодил в этот раз?
— Сказал, что предпочитаю драконов.
— Извращ-щенец.
— Она тоже так решила.
— И ты опять удрал, — с непередаваемым оттенком злорадства и жалости констатировал Пламень.
Его собеседник потянулся и откинулся на спину, любуясь светлеющим небом.
— Она не пропадёт, — наконец сказал он.
— Конечно, — охотно согласился золотой дракон, прорываясь сквозь полупрозрачное серебристое облако. — Ты ведь ос-ставил ей с-свой драный плащ. Неужели нельзя было с-сотворить оберег более приемлемым для человечес-ского глаза?
Мужчина хмыкнул.
— Она во всяком случае не возражала.
Глаза его непроизвольно метнулись к стремительно удаляющемуся замку. Дракон усмехнулся, заложил вираж, прощаясь с приветливой уютной Новой Валенсией.
— Куда теперь?
— К Сердцу Гор. Там остался мой меч и, возможно, какие-нибудь зацепки, где искать Мортемира.
— Диметрия, — тихо прошипел дракон. — Он с-сменил имя, как и ш-шкуру.
— Да, его любовь к смене шкур сродни змеиной.
— Кс-стати о з-смеях и их ш-шкурах, а когда ты расскажешь ей?
— Что?
— Ч-што на самом деле ты не с-сдох, Янтарин!
Золотые глаза сузились, сквозь обветренное временем лицо проступили черты огненного золотоглазого подростка, принёсшего однажды в горный храм янтарную каплю.
Огненный бог задумчиво провёл рукой по скуле — шрам исчез после активирования звезды, но рука по-прежнему тянулась загладить все неровности и бугры. Шрамы — это память, а богам нельзя помнить слишком много, иначе они не выдержат и однажды сломаются. Как уже случилось когда-то.
Он посмотрел на зелёное море леса внизу. Нерререн уже почти зализал раны, оставленные драконьим отрядом — Мать Земля пробудилась, откликнувшись на призыв своих непутёвых детей. Его раны тоже зажили. Звезда ли помогла или он сам наконец решил избавиться от памяти?
— Когда-нибудь, брат мой… когда-нибудь…
Пламень оскалился в клыкастой ухмылке и повернул к Янтарному краю.
Отшумели великих деяний века,
Позабыты герои прошедших времён.
Время стёрло из памяти их имена,
Звон мечей, песни рога, сияющий трон.
Только ветер — свидетель минувших боёв,
Гулко взвоет в полях, где седеют курганы.
В пыль рассыпалась память мерцанья корон,
Где стояли дворцы — ныне там котлованы.
Слава прошлого призрачна и неверна,
Благодарность потомков — лишь песнь менестрелей.
Плачет иволга, туги о прошлом полна.
Вот и всё, что осталось от древних напевов…
