— Что, правда? — она вытаращила на него глаза, а затем погрузилась в рассуждения: — Ну, вот у нас, например, с Трокси реальная любовь! Он дарит мне всякие подарки крутые, балует по-разному, ну и вообще он весь такой пусечка! Он выполняет любое моё желание и делает много комплиментов. Мне дико нравится с ним целоваться и, ну ты понимаешь, всякие обжиманцы, то-сё… Когда я его вижу, мне прям хочется его затискать! — от переизбытка эмоций она совершила сразу три быстрых кувырка в воде, обрызгав Сильвенио хвостом. — Он такой милый, что я прям не могу! И мы никогда друг другу, ну, не надоедаем. И мы никогда не ругались по-настоящему, вот. И мы всегда друг друга понимаем без слов! Вот! Он ради меня готов на всё, совсем на всё, прикинь? Ну и я тоже, да, понятное дело. И мне с ним даже лучше, чем со своей, типа, семьёй. Это и есть любовь! А у тебя так, мм?
Он задумался. Ему совершенно точно не было с Аргзой лучше, чем было бы со своей семьёй и на своей родной планете. Он не считал его милым, разве что в редкие-редкие моменты, например, как когда он в первый и последний раз в жизни видел искренние слёзы грозного Паука. Ругались и ссорились они практически постоянно, и Аргза далеко не на всё был готов ради него, да и он сам вряд ли пошёл бы ради Аргзы, скажем, на убийство. Про полное взаимопонимание и речи не шло — они были разными настолько, насколько это вообще возможно. И ему, пожалуй, ни за что в жизни не хотелось бы его "затискать", это не только глупо и странно, но и чревато последствиями. С другой стороны… с другой стороны, Мартин, подходящий практически под все эти пункты (кроме семьи и пресловутого желания "тискать"), под которые не подходил Аргза, почему-то всё равно упорно не ассоциировался у Сильвенио с той любовью, которую описывала Мирта. Нет, всё-таки слишком мало данных! Он ещё раз убедился, что книги понимать проще и приятнее, чем людей, даже если в число последних входишь ты сам.
— Нет… не так. Если отталкиваться от вашего определения, то — нет, на любовь это похоже очень мало.
Она явственно огорчилась, уже настроившись, похоже, выслушать романтическую историю. Такое чувство, будто она только такими историями и жила.
— Ну и плохо, что не так! А тот, беленький, который на том рынке с тобой ходил? Может, у вас с ним любовь?
Он снова отрицательно мотнул головой.
— Нет. Не думаю… — он вдруг спохватился, что, раз уж она сама завела о Мартине разговор, нужно ещё раз попытаться высказать свою просьбу. — Но он мой друг! Я безмерно уважаю и ценю его, а потому я очень хочу, по крайней мере, сказать ему…
— Фу! — амфибия мгновенно сморщила носик и окатила его ещё одной волной из-под нервно плеснувшего по воде хвоста. — Дружба — это дико скучно! В ней нет вообще ничего клёвого, а вот любовь — другое дело. Ты что, совсем глупый, что ли? Дружба — это таааак неприкольно!
Так он понял, что уговорами действовать бесполезно — а других способов он не принимал. Они ещё немного поплавали (Мирта всё не переставала трещать о чём-то своём, перескакивая с одной темы на другую и не нуждаясь в ответах собеседника), а потом вернулся Трокс. Рыбка при его появлении в комнате радостно взвизгнула и, оттолкнувшись от воды мощным хвостом, буквально вывалилась из бассейна наружу — чтобы оказаться у пирата на руках и тут же обвить его шею руками.
— Извините? — предчувствуя очередной неловкий момент, Сильвенио робко постучал по стеклу аквариума. — Я хотел бы попросить у вас сухую одежду… можно?
Ему никто не ответил: двое упали на кровать, снова забыв, что они в комнате не одни. Послышался неразборчивый мурлыкающий шёпот Трокса, смех амфибии стал более кокетливым — пока не перерос незаметно в стоны. Сильвенио, покрасневшему до корней волос, оставалось лишь запустить обратное откачивание воды из этой комнаты и повторить своё катание по водяным горкам в другую часть корабля.
Естественно, на то, что он в итоге всё-таки простыл, никто из его похитителей не обратил ни малейшего внимания, и сменную одежду взамен мокрой ему так и не выдали.
С каждым днём однообразие и собственная беспомощность утомляли его всё больше. Поначалу где-то глубоко внутри у него всё ещё слабо теплилась надежда, что его в конце концов услышат, и он не оставлял попыток достучаться до здравого смысла этих людей (этого человека и этой амфибии, точнее), но попытки его оставались всё такими же тщетными, так что это быстро ему надоело. Они не слушали его, им было плевать на его мнение; они слышали только себя и друг друга — весь остальной мир попросту не существовал для них. Большую часть суток он был предоставлен сам себе, пока Трокс с Миртой то ворковали, то занимались любовью: тогда Сильвенио просто бродил по их кораблю, неприкаянный и никому не нужный, и мучительно искал для себя хоть какое-то занятие, неподдельно страдая от свалившегося на него вдруг безделья. К его неописуемому сожалению, отсек, который, судя по эвакуационному плану корабля, должен был изначально быть библиотекой, оказался лишь вместилищем для ещё одного аквариума, а вход в кабину управления охраняли солдаты, хотя он подозревал, что и там для аквариума место нашлось. Временами, когда Трокс всё же исчезал с судна, Мирта снова и снова затаскивала эрландеранца плавать, так и не удосужившись позаботиться о его одежде, и часами с ним болтала. Честно говоря, от этого он страдал только ещё больше — никакой новой информации, в которой так отчаянно нуждался, он от неё не получал: она только раз за разом засоряла его слух новыми жаргонными словечками и совершенно ненужными ему сведениями о том, как ей скучно, о том, как сложно делать макияж на постоянно влажной коже, о том, какой Трокс "расчудесненький" или даже о том, как ей хочется однажды "сделать это" не с ногами, а с хвостом. Вынужденный весь этот словесный хлам покорно поглощать, Сильвенио едва подавлял желание высказать всё в лицо этой глупой женщине, понимая, однако, что делать этого ни в коем случае не стоит — опыт жизни с Аргзой был переполнен множеством подобных ценных уроков.
— Знаете, — произнёс он однажды еле слышно, пока Мирта рассказывала ему о каком-то новом модном бренде с её планеты. — Я верю, что любовь действительно прекрасное чувство, и глубоко уважаю силу вашей взаимной привязанности друг к другу с сэром Троксом, но… вы никогда не думали, что этого недостаточно? Я имею ввиду… вы живёте так из года в год, из десятилетия в десятилетие… вам никогда не хотелось чего-то большего? Чтобы ваша жизнь была наполнена не только любовью? Друзья, или… творчество?.. помощь миру?.. самореализация?.. Вас никогда не интересовало что-то из этого? Вы свободны, вы не знаете нужды в деньгах, вас не ограничивают какие-то социальные или религиозные нормы. Фактически, вы можете заниматься всем, чем пожелаете, а вместо этого… Я хочу сказать, если бы я имел всё это, то ни за что бы не променял эти преимущества на… любовь.
Мирта сердито обрызгала его водой, недовольно скривившись, и посмотрела на него так, будто в действительности глупым был здесь он, а не она.
— Да ну тебя, зануда! — обиженно отозвалась Рыбка. — Тебе не понять, ты же никого не любишь! Быть с моим Трокси-Шмокси — это и есть то, чем я хочу заниматься всю жизнь! Ты, типа, просто не знаешь, что значит встретить свою половинку! Это такой кайф, что больше вообще нифига не надо!
Ну, впрочем, он и не особенно надеялся этим её образумить. Сам Сильвенио только больше убеждался, что ему проще быть всю жизнь одному, чем выносить подобное существование, как у Мирты или как у Тихого Льва. Всё, что они делали, со стороны выглядело настолько же смущающим, насколько скучным.
Более того — это выглядело так, как будто Тихий Лев ежедневно жертвовал собой добровольно ради этой так называемой любви. Потому что, когда пришла настоящая беда, именно это в итоге и послужило причиной его падения.
— Ты умеешь хранить секреты, чувак?
Вопрос исходил от Мирты, которая в тот день была необычайно озабочена чем-то — видимо, поддалась общему хмурому настроению. В воздухе с самого утра что-то назревало, и Сильвенио никак не мог понять, что именно.
