Сказать на пристани больше он не решается, но то, что прозвучало, должно было прозвучать непременно.
— Мы все это знаем, милостивый господин регент, — говорит Фиера, глотая слезы. — Могу ли я удалиться?
— Цитадель и все, чем мы владеем, в твоем распоряжении, взводный Фиера. Мы в долгу перед тобой, как перед ангелами и Преданием.
— А мы перед тобой, регент, — по юному строгому лицу текут слезы, но голос девушки по-прежнему тверд.
— Сойти на пристань. Строиться. Становись! — рявкает Шиера так, что ее слышат на палубе.
Стражи цепочкой спускаются с мокрых досок палубы на такие же мокрые камни пристани. Креслин вытирает лоб и глаза тыльной стороной ладони и отходит в сторону, подальше от места, где сестры-воительницы руководят высадкой. Хайел следует за ним.
Некоторое время юноша молча смотрит на океан, силясь собраться с духом, но когда начинает говорить, голос его дрожит:
— Они… это все… все, что осталось.
— Осталось от чего? — спрашивает Хайел.
— От Западного Оплота, — с этими словами он поворачивается к кораблю, где уже началась разгрузка.
К пристани подкатывает несколько подвод, наверняка присланных Мегерой, которая понимает — должна понять! — сколь тяжкий груз лег на его сердце.
Сидя на деревянном стуле спиной к паре коек, Креслин рассматривает листы пергамента. Госсел смотрит на Креслина. Мегера не смотрит ни на кого.
Наконец регент поднимает глаза:
— Насколько я понимаю, тебе причитается десять золотых. В качестве компенсации неизбежных потерь.
— Это не так уж важно, — прокашлявшись, отзывается Госсел. — Мы ведь не ходим порожняком, трюмы почти всегда полны. Большую часть времени даже проходы в большом грузовом трюме наполовину заставлены.
Креслин задвигает стул, выпрямляется, но в последний миг успевает нагнуться и не приложиться макушкой к потолочной перекладине каюты.
— Ты привез больше, чем ожидалось. А уж эти саженцы дуба… вот Лидии-то будет радость!
— А я радуюсь кобальту, он мне позарез нужен, — добавляет Мегера.
Госсел опускает глаза на инкрустированную столешницу с гербом герцогства, существующего ныне лишь в его памяти, и бормочет:
— Так дело не пойдет. Прошу прощения, но не пойдет. Пока обстоятельства не изменятся, — он отпивает из немытого бокала, потом наливает себе еще из дымчатой стеклянной бутыли, изготовленной в мастерской Мегеры.
— А в чем дело? — мягко спрашивает Мегера. — Почему ты так думаешь?
— Дело в том, милостивая госпожа, что купцов вроде Руциозиса я знаю как облупленных. Мы с Клайеном работали на его дядюшку, покуда герцог не заговорил о постройке настоящего торгового флота и Фрейгр не сманил меня на место помощника капитана. Ну а на сей раз Клайен имел со мной дело в Ренклааре. Мы успели погрузить все, кроме саженцев, прежде чем Белые выпустили свой указ. Деревца уж пришлось затаскивать самим, потому как указ о воровстве…
— О воровстве? — Мегера, кажется, не верит собственным ушам.
Госсел поднимает на нее глаза.
— Только шевельни рукой, чтобы помочь Отшельничьему, — и ты ее лишишься. По указу это приравнивается к воровству. И чтобы такие купцы, как Клайен, про этот указ ни думали, сотрудничать с нами (во всяком случае, в Ренклааре, да и любом другом месте к востоку от Закатных Отрогов) они поостерегутся. Что же до Нолдры, то хотя «Грифон» и хорошее судно, он маловат для плавания через весь Восточный Океан, и…
— Можем ли мы обеспечить какую-нибудь защиту?
Госсел молча отпивает из своего бокала.
— Выходит… выходит, чтобы вести торговлю, мы должны добираться до самого Южного Оплота или Сутии? — уточняет Мегера. — Так?
— Именно так, милостивая госпожа. Не знаю только, как это получится. Может быть, «Звезда Рассвета»… Трюмы у Фрейгра вместительные, но вот ведь еще в чем загвоздка… — моряк снова отпивает глоток. — Дорогие товары идут хорошо, пока их немного. Если на продажу предлагается сразу большая партия, цена падает. Крупные торговые дома такого не допускают — они придерживают товары на складах и продают помалу, не давая им подешеветь. Но после этих указов во многих землях наши товары смогут покупать только контрабандисты, а они платят столько, что…
— Что мы едва ли покроем расходы?
— Да, и скоро такое положение дел станет совсем разорительным. Контрабандисты не смогут платить столько, сколько нам требуется, а мы, при наших накладных расходах, не сможем подавать по их ценам. Ведь нам придется платить команде за риск, да еще и держать на борту какую-нибудь охрану. Без этого иметь дело с контрабандистами нельзя: они попросту захватят содержимое трюмов вместе с самим кораблем.
— Умно придумали эти Белые, — качает головой Креслин. — Легальную торговлю они запрещают указом, а контрабанда отмирает сама собой, становясь экономически невыгодной.
— И все-таки я не понимаю, как это может быть, — возражает Мегера. — Контрабандой занимаются испокон века.
— Истинная правда, милостивая госпожа, но что перевозят контрабандой? Оружие, наркотики, драгоценности. Ну, может быть, редкостные изделия да бочонок-другой бренди или виски — особо крепких напитков, если вы понимаете. Оружие мы покупаем сами, а драгоценностей, не говоря уж о каких-либо редкостных поделках, у нас нет. Разве что… — Госсел снова поднимает бокал. — Разве что вы научитесь гнать бренди из здешнего зеленого сока. А так у нас плоховато с товарами, подходящими для контрабанды.
— Понятно, — задумчиво говорит Мегера.
— Тут есть над чем поразмыслить, — произносит Креслин и, встав, тянется за своим довольно-таки тощим кошельком.
— Нет, милостивый господин, — возражает Госсел. — Ты сделал меня капитаном, а это куда дороже нескольких золотых.
— Так, стало быть, вот что не дает тебе покоя? — мягко спрашивает Мегера.
— Да, милостивая госпожа. «Грифон», он хоть и маленький…
— Мы посмотрим, что можно сделать.
Вставая, Мегера встречается глазами с Креслином, но лишь на миг, поскольку на нее изливаются его гнев и раздражение.
Госсел остается сидеть. Он не поднимает глаз от стола и, кажется, даже не замечает, что регенты собрались уходить.
— Мы обязательно что-нибудь предпримем, Госсел, — заверяет Креслин и, помолчав, добавляет: — Спасибо тебе за честность и за предупреждение.
С этими словами регенты покидают каюту. Госсел закупоривает бутыль, ставит ее на полку и допивает свой кубок.
Уже на палубе Мегера пристально смотрит на мужа и спрашивает:
— Почему ты так злишься и переживаешь? У нас есть урожай, будет даже шерсть, а Авлари начинает производить превосходную стеклянную утварь. Если мы найдем — а мы должны найти! — способ окрашивать стекло, эта посуда пойдет нарасхват. Разумеется, не везде, но в Сутии или даже в Южном Кифриене — непременно. Там никому нет дела до указов Белых.
