— Ну надо же, как он замечательно придумал, — тихо фыркнула девушка, после того как придворные трижды прокричали "Виват!" — Осталась сущая мелочь: чтобы народ признал это почетное прозвище.
Старый Роб был слишком слаб, чтобы принять участие в празднестве. Уран-гхор отвел его в покои, а сам вернулся, чтобы посидеть за столом. Правда, пробыл недолго — видимо, не желал оставлять больного старика одного. Но в ответ на предложение распорядителя произнести тост ничуть не смутился. Встал и поздравил "женщину-вождя" с победой, пожелав галатцам мира и процветания. На орочьем это звучало несколько иначе, а в переводе получилось очень даже красиво.
Я сидел по правую руку от Дарианны, по левую устроился Сао Ли, невозмутимо оглядывавший присутствующих и посыпавший еду в своей тарелке какой-то остро пахнувшей приправой из маленькой золотой шкатулки. Напротив него сидел дядя Ге, переводивший встревоженный взгляд с мудреца на меня. Рядом с ним — Лютый и Анири, которые оставили веселый уличный праздник, для того чтобы засвидетельствовать почтение императрице.
Я опускал глаза, стараясь блокировать свои мысли: мне было до сих пор стыдно рассказывать опекуну о том, что произошло на улице Розы ветров. Гибель Артфаала, верного, преданного Артфаала, тяжким камнем давила на душу. Именно в тот момент я принял решение уйти к изначальным. Я опасен для окружающих, и мне неимоверно совестно за поступки, совершенные под влиянием падения покровов. В Зеленом сердце я буду на месте, среди мне подобных. И возможно, когда-нибудь научусь контролировать свои силы. Решено — отправлюсь в путь сразу же после того, как закрою врата. Если закрою…
Воспользовавшись правом императрицы, Дарианна удалилась в свои покои задолго до окончания пира. Вслед за нею откланялся и Сао Ли. Застолье становилось все более непринужденным. Заиграла музыка, начались танцы. Ом со своей дамой первыми пустились в пляс. Я не был большим любителем этого развлечения, хотя в свое время, по настоянию Ридрига, и научился томному эгмету и задорной галатке. Но впереди меня ждало серьезное испытание, и я встал из-за стола, намереваясь как следует выспаться.
— Погоди, сынок, — остановил меня дядя Ге. — Почему ты меня избегаешь?
Промямлив нечто невразумительное, я попытался обойти опекуна. Не тут-то было.
— Рик, Рик, — дядюшка укоризненно покачал головой, — ничуть-то ты не изменился, хоть и вырос и белое облачение надел. А все как в детстве себя ведешь. Нашкодил — имей смелость признаться!
— Ты же все знаешь…
— Знаю, да не все, — вздохнул старик, — ну про лорда Феррли, положим, догадаться было нетрудно. Сразу после беседы с тобой я провел ритуал вызова. Демон не явился. А ведь он мой друг…
Сердце кольнуло болью, в горле встал сухой ком, душу охватил приступ ненависти к себе.
— Полно убиваться, сынок, — мягко произнес дядюшка, — вон аж желваки на скулах надулись. Этим его не вернешь. И то сказать, перенесет его Варрнавуш в другое воплощение. Демон — это ведь навсегда. Лет через пятьсот- семьсот вернется наш Артфаал.
Все так. Да только вот через пятьсот лет уже не будет ни меня, ни дяди Ге, который оставался единственной надеждой лорда Феррли на избавление от мрака. Я знал, что опекун пытался изобрести способ вытянуть демонаотступни-ка из силков Варрнавуша. Получалось я обрек несчастного Артфаала на вечную жизнь во мраке.
— И я даже весьма преуспел в этих изысканиях, — печально проговорил волшебник, уловив мои мысли. — Но чему быть, того не перебить, Рик. Сам знаешь. И еще вот что скажу: видно, ошибся я тогда в гадании. Старею. Пророчил тебе величие, сынок, подталкивал вперед да наверх. А вышло, титулы и власть у тебя есть, а счастья и нету. Зачем оно, величие, без счастья-то…
— Все будет хорошо, — бодро произнес я, не желая расстраивать и без того взволнованного старика.
— Надеюсь, ох надеюсь, Рик… Ты только вот что — держи завтра ухо востро. Может, гадальщик из меня аховый, но я нутром чую: что-то нехорошее готовится.
— Да куда уже лучше, — усмехнулся я, — врата бездны закрывать.
— Будь осторожен с бездной, сынок. Предчувствие у меня недоброе. И зеркало будущего показывает сплошную тьму. А что там, в этой тьме, — не разобрать.
Пообещав дядюшке быть предельно внимательным, я отправился наконец в свою комнату. Скинув белую мантию, рухнул на постель. Несмотря на то что благодаря выносливости изначального сил было хоть отбавляй, я собирался поспать. Скорее для того, чтобы забыться, избавиться от горьких мыслей и воспоминаний. Но как оказалось, мне предстояло гораздо более приятное времяпрепровождение.
В дверь тихонько поскреблись. Я открыл: на пороге стояла Дарианна. Девушка вошла в комнату и молча кинулась мне на грудь, дрожа всем телом.
— Ну что ты, что ты? — Я крепко обнял ее, гладил серебристые волосы.
— Мне страшно, Рик! — с отчаянием, идущим из самой души, проговорила она. — Мне так страшно и больно!
Дарианна подняла бледное личико, и я подумал, что уже не помню, когда видел румянец на ее щеках. Глаза девушки, переполненные слезами, напоминали два черных омута. Сердце опять защемило. Она впервые позволила себе слабость, перестала быть всесильной императрицей, воительницей, Дарианной Великой. Доверилась мне, показав страх. Бедная девочка, сколько же на нее свалилось в последнее время!
Близкие любимые люди, как мало их у меня. И как не хочется причинять им горе! И как мучительно осознавать, что причиню, все равно причиню. Хотя бы уходом в Зеленое сердце.
— Не плачь, маленькая. — Я поднял ее на руки, легкую, хрупкую и такую беззащитную. Укачивал как ребенка, стараясь передать свое спокойствие, уверенность, внутреннюю силу. — Вот увидишь, все будет хорошо, — обещал уже в который раз за сегодня.
Но, несмотря на все уговоры, Дарианна горько плакала, уткнувшись лицом мне в грудь.
Прошло немало времени, пока стихли рыдания.
— Я люблю тебя, Рик, — хрипло проговорила девушка. — Помни — я очень тебя люблю!
— Верю. И люблю. — Я поцеловал ее соленые от слез, пахнущие вином губы.
Дарианна ответила страстным поцелуем, и для нас перестали существовать страх и неизвестность. Отодвинулось неясное завтра, канула в небытие кровавая война, сама собой исчезла бездна и все ужасы, с нею связанные. Забылось даже жуткое проклятие Лауриты. Остались только мы — уставшие от страданий, истосковавшиеся друг по другу и обычному человеческому счастью. Эта ночь была долгой, почти бесконечной, наполненной нежностью и страстью. Она была очень короткой, мгновенной, промелькнувшей незаметно. Мы не спали до утра, наслаждаясь каждой секундой уединения, каждым мигом любви. И лишь первый солнечный луч, нескромно заглянувший в окно, заставил нас разжать объятия. Дарианна лежала, прижавшись к моему плечу. Ее губы беззвучно произносили одну и ту же фразу: "Я люблю тебя, Рик".
