Он качает головой:
— Была вторая попытка. В Чэньяо. Вэй Сун сражалась одна с несколькими мужчинами возле моей комнаты.
— Значит, она очень квалифицированный воин, — Капель не совсем понимает, почему так сказала.
Тай лишь снова кивает:
— Как я и говорил… — Он снова колеблется. Капель приходит к выводу, что это не от неловкости — он просто выбирает, что сказать. Большая разница по сравнению с тем, что было раньше.
— Капель, тебя убьют, если узнают об этом. — Это утверждение, а не вопрос.
— Это маловероятно, — отвечает она. Он не отошел в сторону от пятна света под фонарем, и она не отошла от деревянного столба. Она видит позади него светлячков. Слышит кузнечиков в саду. Никаких признаков присутствия каньлиньских воинов, о которых он говорил, или кого-либо другого. Тишина.
— Я должен был уехать, — наконец произносит он.
Теперь станет трудно, думает она.
— Я знаю, — отвечает она. — Твой отец умер.
— Когда… когда он взял тебя сюда?
Она улыбается ему. Ее улыбка всегда была инструментом, которым она умела пользоваться.
— Вскоре после своего назначения.
— Как ты и пыталась мне сказать.
— Как я тебе и сказала, Тай.
Она не намеревалась произнести это так быстро. И назвать его по имени. На этот раз она видит его улыбку. Он подходит к ней ближе. Ей хочется закрыть глаза, но она этого не делает.
— Ты не надушилась? — спрашивает он. — Я два года вспоминал твои духи.
— Неужели, мой господин? — отвечает она так, как могла бы спросить в павильоне Лунного Света.
Он смотрит на нее сверху вниз. Свет касается ее лица, блестит на светлых волосах. Она выбрала эту позу не нарочно, просто к этой колонне можно прислониться, она может служить опорой. И позволить быть на ногах, когда он придет.
Он говорит:
— Я понимаю. Ты теперь душишься только для него, а его нет.
Она сохраняет непринужденный тон:
— Не знаю, как отнестись к тому, что ты стал таким проницательным.
Он лишь слегка улыбается и ничего не отвечает.
— Еще без духов я могу передвигаться более незаметно, — говорит она. Но ее смущает, что он так быстро понял.
— Это имеет значение? — теперь он спрашивает о другом, понимает она. Снова поднимает плечи, потом опускает.
— Он был с тобой жестоким? — спрашивает Тай. Она слышит напряжение в его голосе. Она хорошо понимает мужчин, а этого — очень хорошо.
— Нет. Никогда.
Молчание. Он стоит очень близко.
— Можно мне поцеловать тебя? — спрашивает он.
Вот оно! Она заставляет себя посмотреть ему в глаза.
— Нет. Никогда, — отвечает она.
И видит печаль. Не гнев, не подавленную страсть. Печаль. Возможно, именно поэтому и именно так голос или душа другого человека может отзываться в тебе, думает она.
— Никогда? — спрашивает он.
Он не подходит ближе, хотя она осознает: некоторые мужчины сделали бы это. Капель знает много таких мужчин.
Никаких мраморных ступеней, говорит она себе.
— Ты спрашиваешь о моих взглядах на вечность и о жизненном выборе? — весело отвечает она. — Мы снова вернулись к обсуждению Священного Пути?
Он ждет. Тот человек, которого она помнит, стремился бы превзойти ее полушутливое замечание собственной насмешкой. Или продолжить серьезную тему, несмотря на ее колкость.
Чтобы потянуть время, она замечает:
— Ты изменился за два года.
— Где я был, — отвечает он.
Только это. Он не прикоснулся к ней.
Она поднимает руку к его щеке, хотя не собиралась этого делать. Она точно знает, что она собиралась делать сегодня ночью среди светлячков. Не это.
Он берет ее руку в свою и целует ее ладонь. Делает вдох, словно пытается вернуть ее в себя после такого долгого отсутствия.
Она закрывает глаза.
Она не изменилась, подумал Тай и осознал, что с его стороны было ребячеством вообразить, будто она предстанет перед ним, как какая-то хрупкая принцесса, похищенная и тоскующая в плену.
То, что произошло с Капелью, наконец-то понял он, не было судьбой его сестры. Это была трудная правда. Может быть, в его воображении они слились воедино во время его путешествия на восток?
Чем жизнь певицы в Павильоне Лунного Света была лучше этой? Служить любому мужчине, у которого есть деньги и желание? Можно ли сравнить это с жизнью в усадьбе, с одним могущественным мужчиной, которого она умеет — явно умеет — соблазнить и довести до экстаза? Что же до того времени, когда она постареет, то ясно, как лунный свет на снегу, что ее возможность обеспечить себе благополучную жизнь здесь гораздо больше. К такой судьбе стремились все девушки из Северного квартала.
Его охватило чувство вины и сожаления.
Потом она прикоснулась к его щеке, а потом закрыла глаза.
Он нагнулся и поцеловал ее в губы. Нежно, стараясь признать то, что случилось, его реальность, и то, что он отсутствовал два года. Ее губы были мягкими. Рот слегка приоткрылся. Он тоже закрыл глаза. Потом заставил себя отстраниться. И сказал:
— Капель, ни одна женщина никогда не проникала в мою душу так, как ты.
Ее глаза открылись. Беседку освещал всего один фонарь, поэтому трудно было увидеть, какие у нее зеленые глаза, но он знал, он помнил. Его поразила ужасная мысль — увидит ли он еще когда-нибудь эти глаза?
Потому что именно к этому подводит эта ночь, осознал он.
Она сказала:
— Я очень сожалею об этом, мой господин. И это меня радует. Дозволено ли мне одновременно чувствовать и то, и другое?
— Конечно, — ответил он.
Она без всяких усилий соскользнула в ту смесь официального и интимного, которая была характерна для нее в Павильоне Лунного Света. Он пытался подражать ей. Но не сумел.
— Почему ты пришла сегодня ночью? — спросил он.
Она тряхнула головой, внезапно потеряв терпение. Это он тоже помнил.
— Неверный вопрос, Тай! Ты хочешь, чтобы я стыдилась своего ответа?
Он посмотрел на нее.
— Прости меня…
Теперь она рассердилась, он это видел.
— Я пришла потому, что Возлюбленная Спутница прислала мне записку, в которой советовала не ложиться сегодня спать, и она процитировала стихотворение о мраморных ступенях.
— Понимаю, — он думал об этом. — Она сказала мне, что тебя предупредили о моем приходе. Она задержала Вэнь Чжоу в Ма-вае. Дала мне охрану и пропуск в город после наступления темноты.
— Так мы оба делаем то, что нужно ей? — за горечью он услышал насмешку. — Как это услужливо с нашей стороны…
Он улыбнулся:
— Капель, я бы сказал, что ощущение твоих губ, их вкус — это именно то, что мне нужно.
