— Не во всяких руках священное оружие бьет, — мягко сказала Горлинка. — Разве вы не знали? Оборотнева Смерть обретает полную силу только в руках потомка Вешника. У другого она что палка простая. Продать-то благословение предков можно, — Горлинка и сама не знала, что в чем-то повторяет слова Еловы, — да чужое благословение купить нельзя. Напрасно князь и пытался.
— Вот как? — Брезь потер лоб, медленно соображая. — Выходит, пойди я тогда в Чуробор с оборотнем биться… Я бы его убил?
— Убил бы, — подтвердила берегиня.
— А ведь мне Елова говорила. — Брезь перевел взгляд на ведунью, так и сидевшую, скорчившись, на нижней ступеньке крыльца. — Говорила, что сама Оборотнева Смерть будто меня выбрала… Что я сам ее в Чуробор нести должен…
— Теперь сам видишь — чужой судьбы не выпросишь, от своей не уйдешь. А уйдешь — себе же на гибель. Суждено тебе носить священное оружие — само оно тебе в руки пало. А хотел уйти — едва жив остался.
Пока Брезь обдумывал ее слова, Горлинка подняла лицо к небу, прислушалась к далекому шуму Леса и тихо сказала:
— Этой ночью в Лесу погиб еще один Сильный Зверь. И появился новый. И в нем сила многих. Скоро мы увидим его.
— Кто это? — спросил Брезь, и в голосе его после потрясения появилось беспокойство. После только что произошедшего ему вовсе не хотелось снова встречаться с Сильными Зверями.
— Этого я не знаю, — грустно, стараясь скрыть сожаление, ответила Горлинка.
Раньше она могла знать больше. Но человеческий жизнеогонь тоже не дается даром.
Брезь услышал грусть в ее голосе, но тут же в нем с новой силой вспыхнула любовь к ней, чувство счастья, что теперь она навсегда с ним. Он обнял ее, прижал к себе ее голову и поцеловал тонкие волосы, еще пахнущие девясилом. Горлинка положила голову ему на грудь и облегченно вздохнула. В тревогах и опасностях земного мира у нее есть надежный защитник.
Елова меж тем поднялась на ноги, шатаясь, как былинка, шагнула к лежащему кабану. Ухватившись за резное древко, она с усилием вырвала острие из тела и тут же выронила рогатину — Оборотнева Смерть мягко упала на мох. Черный клинок по самое перекрестье был покрыт темной кровью — теперь рогатина сыта на много лет.
А Елова сделала еще шаг и упала на колени возле мертвого зверя. Точно слепая, она медленно провела рукой по его морде, и ей вспомнилась маленькая девочка, потрясенная услышанным Словом, двадцать пять лет назад впервые встретившая Зверя на этом самом месте, где он сегодня встретил свою смерть. Казалось, двадцати пяти лет не бывало, они сжались в один краткий миг — от рождения до смерти. Та девочка была живее седой морщинистой женщины. Елова не могла осознать произошедшее, земля качалась под ней, опушка леса кружилась. Он был мертв, как камни. И сама Елова словно каменела — как стыла его темная кровь, так и в ней угасал огонь жизни. Двадцать пять лет он был ее силой, а она была его душой; духи их слились когда-то на этой поляне воедино, и разлучить их не могла даже священная рогатина.
Дух каждого возвращается туда, откуда он родом, в тот край Надвечного Мира, о котором мечтается от рождения до смерти. Дух коня скачет по бескрайним пастбищам, дух рыбы резвится в чистой воде, пастух находит за воротами Неба многочисленные упитанные стада, охотник — леса с непуганой изобильной дичью. Вот и Князь Кабанов вернулся в Вечный Лес, где шумят бескрайние дубравы, мягкая трава усыпана спелыми желудями, в прохладных ельниках ждут лежки с рыжей водой. И нет там острых рогатин, ни охотник, ни волк не грозят кабану. Есть там и эта самая полянка, и на ней стоит избушка, сухая и теплая. Когда наступает вечер, молодая девушка с длинной русой косой разводит огонь в очаге и открывает дверь, чтобы свет огня издалека был виден тому, кого она ждет. Молодой зверь выйдет на поляну, ударится о землю и ступит на крыльцо в человечьем облике. Там их не стережет старость и бессилие — в Вечном Лесу они будут вечно молоды. И потомство их населит шумящие дубравы, а носить ли обличье кабана или человека, каждый выберет сам. Цепи прирожденного облика тяжелы только в земном мире.
Глаза Еловы медленно закрылись, и она, словно в великой усталости, опустила голову на щетинистый бок мертвого зверя, ее слабые руки обнимали его огромную голову.
— Тетка Елова! — в недоумении окликнул ее Брезь. — Что с тобой?
— Не трогай ее! — Горлинка удержала его. — Не зови. Она ушла за своим Князем. Их дом теперь в Вечном Лесу. Они были вместе здесь и навечно будут вместе там, у Отца Стад.
— Как мы с тобой, — тихо сказал Брезь.
Он не отрывал глаз от тонкой фигуры Еловы, прижавшейся к огромному черному боку, от ее седой косы, упавшей на окровавленный мох. Ему смутно казалось, что он узнал больше, чем положено знать простому человеку.
— Да, — так же тихо откликнулась Горлинка. — Как мы с тобой.
Брезь осторожно поднял с мха Оборотневу Смерть. И едва он коснулся резного древка, необыкновенно теплого, словно согретого пролитой кровью, на него обрушилась волна звуков, запахов, чувств со всего бескрайнего Леса. Здесь был плач по мертвому, хвала победителю, страх перед будущим. Лес лишился Князя — кто придет ему на смену? Брезь стоял один против дремучей стены, чувствовал на себе сотни и тысячи глаз, и все чего-то ждали от него. «Ты убил нашего Князя! — кричали ему птицы и звери, травы и деревья. — Теперь ты в ответе за все!»
Верно и просто говорят старики: от судьбы не уйдешь. Судьба сама втолкнула ему в руки священное оружие рода, как ни пытался он избавиться от нелегкой чести. Но судьба позволила ему взять и то, чего ему не было назначено: светлая дочь Дажьбога в облике его смертной невесты напоминала об этом. Повелитель Леса был мертв, сестра Милава тоже покинула земной мир. Многое изменила Ночь Чистых Ключей, ненадолго стирающая грань между мирами. Мир, встретивший первый рассвет Дажьбога, был совсем не тот, что провожал вчера последний закат Ярилы. Одна эта ночь сделала то, что делает с человеком целая жизнь, в которой он теряет то, что имел, и обретает то, чего не знал прежде.
Сильного Зверя может убить только другой Сильный Зверь. На памяти ныне живущих не случалось такого, чтобы Князь Леса погиб от руки человека. Только пращур Вешник мог сделать подобное, но оружие в его руки вложил сам Сварог, да и было это у самого истока рода, все равно что до начала времени. А теперь?
Даже если бы в ясный день огненный столб пал с неба прямо на крыши займища, Вешничи не были бы так потрясены. Стоя над недвижными телами Князя Кабанов и Еловы, мужики с сединой в бородах чувствовали себя растерянными и испуганными, как дети, оставшиеся без защиты взрослых. Двадцать пять лет Елова примиряла их с Лесом и объясняла его волю, и вот она мертва. Ее не любили и частенько поругивали украдкой, но с ее смертью каждый почувствовал себя осиротевшим. И мертвый Князь Кабанов внушал еще больше страха, чем живой. Как он отомстит роду за свою смерть? И кто придет ему на смену? Не тот ли Князь Волков, чей вой всю зиму повергал людей в ужас, который уже показал свою страшную силу?
