Все сразу не укладывалось в головах, не привыкших к таким потрясениям. Брезь, которого считали почти мертвым, стоял возле крыльца избушки живым и здоровым. Оборотнева Смерть, которую считали утратившей силу, была обагрена кровью Сильного Зверя. Но больше всего поражала девушка, которую Брезь за руку вывел из избушки.
Лицо ее было знакомым лицом Горлинки из рода Моховиков, но это была не она. Глубокое сияние ее голубых глаз, строгая красота ее лица были рождены Верхним Небом. При виде ее по поляне пронесся удивленный гул, но никто не сказал ни слова.
— Это невеста моя, Горлинка, — сказал Брезь, держа девушку за руку. — Она из Надвечного Мира ко мне пришла и останется с нами.
— А как же… это… — Берестень растерянно ткнул в сторону Князя Кабанов и тут же спрятал руку за спину, словно мертвый кабан мог его укусить.
— Они ушли в Надвечный Лес, — сказала Горлинка, и все вздрогнули от первого звука ее голоса, нечеловечески прекрасного. — Отец Стад принял их. Нам осталось только предать огню их тела.
— А они… того… не навредят? — опасливо спросил Берестень. Все остальные из пришедших на поляну отмалчивались за спиной старейшины.
— Нет. — Горлинка успокаивающе покачала головой. — Я пришла, чтобы дать роду Вешничей покой и изобилие. Отныне вы не будете приносить жертвы Сильным Зверям. Полей ваших не тронет град и ветер, а в колодцах не иссякнет вода даже в самую жестокую засуху. Приплод вашей скотины будет обилен, как звезды на небе, а Моровая Девка и Коровья Смерть забудут дорогу к вашим домам. Отец Света отныне поведет ваши судьбы.
Вешничи слушали, не сводя глаз с прекрасной светлой девы, но на лицах их не было радости. Ее слова были сладким сном, слишком прекрасным, чтобы быть правдой. Ведунья и Кабан, их прежние покровители, не самые добрые, но привычные и надежные, были мертвы, будущее страшило уже потому, что было неясно. И каждый из Вешничей, спроси его сейчас, предпочел бы вернуть прежнее. Привычка порою сильнее любых обещаемых благ, и каждому хотелось увидеть все так, как было. Но время как река, оно не поворачивается вспять, и ничто уже не будет так, как было. Прежние беды и прежние радости миновали, на смену им неизбежно придет что-то совсем другое.
— Брезь! Сынок! — Из-за спин мужчин выбралась Вмала. На лице ее так перемешались радость от выздоровления сына и тревога за будущее, что ее легко было принять за безумную. — А где Милава? Она с вами?
Брезь опустил глаза, не находя в себе сил ответить на тревожный взгляд матери. Он уже понял, чем была оплачено возвращение его невесты из Надвечного Мира. В потрясениях этого утра он еще не осознал потери сестры и не почувствовал боли утраты, но не мог сказать об этом матери.
— Милавы больше нет в земном мире, — услышал он ровный и звучный голос Горлинки. — Она ушла в Надвечный Мир. Отец Света принял ее в свой небесный терем.
— Она умерла? — выдохнула Вмала. Лицо ее исказилось, она подняла перед собой руки, словно защищаясь от страшной вести.
— Нет, она не умерла. Она продолжает жить в Надвечном Мире. Она улетела на крыльях берегини. Она стала их девятой сестрой.
— Это ты… — прошептала Вмала, словно ей изменил голос. — Ты! — вдруг закричала она, сжимая кулаки. — Ты ее погубила! Из-за тебя! Будь ты проклята!
Лобан бросился к жене, Брезь — к Горлинке. Дочь Дажьбога чуть выше подняла голову, но не отступила назад ни полшага. Вмала кричала и рвалась из рук мужа, проклиная нежить, отнявшую у нее младшую дочь. Еще вчера она готова была любую цену заплатить судьбе и богам ради спасения сына, но не думала, что ценой этой окажется другое ее дитя.
— Она — нежить! — опомнившись, взревел Бебря, словно разъяренный тур. — От нее нам теперь беды! Погубила нашего Князя и Елову! Мы с ней все пропадем!
Вырвав из рук деда Щуряка суковатую палку, Бебря кинулся на Горлинку. Брезь метнулся между ней и дядькой, норовя отбить удар, но Горлинка вдруг вскинула руки ладонями вперед. В ее движении было столько силы, что и настоящий тур остановился бы. Бебря замер, замерли все на поляне, даже Вмала перестала кричать.
А сухая палка, вознесенная над головой Бебри, старая, без коры, с обтертым о землю нижним концом, вдруг прямо на глазах у всех выпустила зеленые росточки. Словно тоненькие зеленые змейки, свежие веточки оплели сухой, до блеска отполированный ствол, распустились листья, мгновенно налились беловатые кругляшки орехов, скорлупа их потемнела — на глазах у всех сухая ореховая палка превратилась в живую ветку орешника, покрытую спелыми орехами, какой была лет десять назад.
Горлинка опустила руки. Бебря медленно опустил ожившую палку, словно она стала вдруг тяжела для рук первого здоровяка во всем роду, ткнул ее в мох и разжал ладонь. Палка не упала, а осталась стоять, мгновенно пустив корни. Из основания ее быстро вытянулись гибкие сильные побеги, и вот уже перед крыльцом избушки стоял молодой ореховый куст.
Вешничи молчали, не сводя с куста глаз, как будто на нем были не простые орехи, а золотые яблоки. Никто больше не проклинал Горлинку, люди застыли в почтительном и трепетном молчании. Дочь Дажьбога показала, что наделена великой силой и что сила ее благодетельна. Она могла бы живого Бебрю сделать мертвым, но она сделала мертвую палку живой. И все же люди не могли признать ее своей. Дочери Надвечного Мира было не место в их кругу.
— Вот что… оно… вот как… — в растерянности бормотал Берестень, держась за бороду. — Вот что! — наконец решил он и поднял глаза на Брезя и Горлинку. Все же смотреть на дочь Дажьбога ему было боязно, и он обращался к Брезю. — Это — оно да! Только вот что. Не знаем мы, к добру ли невеста твоя, к худу ли. Судьбу пытать не хотим и в займище вас не пустим. Живите здесь покуда, а там поглядим.
Не решаясь подать голос, все Вешничи закивали головами. Если в этой девушке дух нечист — ее нельзя пускать в человеческое жилье. Если духи убитых Сильного Зверя и Еловы будут искать убийц — пусть найдут их здесь и не трогают рода. Если новые Сильные Звери придут за жертвой — пусть возьмут ее здесь. Род должен быть вне опасности. Так гласят законы предков, позволившие человеческим родам выжить в беспощадной борьбе с Лесом.
— Будь по-вашему, — сказал Брезь. — Только Оборотневу Смерть я вам не отдам.
— И не возьмем! — Берестень замахал руками, словно ему предлагали ядовитую змею. — Тебе она подчинилась — тебе и владеть.
— Вы увидите, что я не принесу роду зла, — сказала Горлинка. — Ваши беды отступят. Скоро вы увидите, что урожаю на ваших полях позавидует все племя дебричей.
— Как увидим — так милости просим в займище! — ворчливо отозвался Берестень. Он еще косился на ореховый куст, но поуспокоился. — А покуда мы вам не родня!
