– Нарвалья скала. – Кайя придерживает меня, скорее для самоуспокоения. – Видишь? Осенью сюда приходят нарвалы. Их ловят для Хаота. Там ценят нарвальи рога… смотри…
Я вижу острые плавники, распарывающие брюхо моря. И слышу свист, характерный такой, знакомый. Нарвалы выныривают из волн, пристраиваясь почетным кортежем. Они крупнее наших дельфинов и окрас имеют молочно-белый. Но самое удивительное – витой рог нежно-розового оттенка.
Я машу рукой, и нарвалы отвечают созвучным хором.
Отстают.
Волны гаснут, и барк идет не по водяным горам, но по равнине.
– Племянничек… – Дядюшка Магнус ныне повязал голову красным платком, сделавшись похожим на старого пирата. И хромота его вписывалась в образ. – Не уделишь ли минутку-другую?
Голос сердитый.
И сам хмурый.
Что-то случилось? Если так, то мне не скажут. И Кайя с неохотой передает свой пост при нашей светлости Урфину. Он выглядит весьма неплохо для недавно раненного.
– Иза, у меня к тебе просьба. – Урфин опирается правой рукой на борт, левую же держит прижатой к телу. От повязки, упрямец этакий, отказался. – Это касается Тиссы. Пригляди за ней.
– Гийом?
– Он – злопамятная скотина. И я не хочу, чтобы Тисса пострадала, если Гийом решит мне отомстить.
– Его нельзя услать?
– К сожалению. Он… слишком слаб.
Кто? Гийом? И когда ж ослабнуть успел-то? Позавчера еще был бодр и преисполнен праведного гнева.
– Видишь ли… такие, как я, не имеют права побеждать. А если вдруг такое случается, то, значит, дело нечисто. Магия помогает… и благородные рыцари… – Урфин произнес это так, что мне сразу стало ясно, что степень благородства этих рыцарей весьма далека от идеальной, – …вынуждены противостоять моей нечеловеческой силе.
И зело страдают от этого. До глубокого душевного кризиса.
Лицемеры чертовы.
– Полученные травмы не позволяют ему исполнить долг. – Оскал Урфина вряд ли можно спутать с улыбкой. А ведь он устал воевать – и герои, и злодеи одинаково нуждаются в отдыхе.
– Я присмотрю.
Обещаю, но понятия не имею, как сдержать обещание.
– Спасибо.
– Зачем тебе эта женитьба? Только серьезно.
Дело не в любви и вряд ли в расчете – выгода сомнительна. В чем тогда?
– Магнус свою жену украл. Сказал, что, как только увидел, сразу понял, что жить без нее не сможет. Он был счастлив. И она тоже. Я помню, как она на него смотрела. Ты на Кайя так же смотришь… и мне завидно… или просто наконец хочу что-то свое иметь. Дом. И семью тоже. Чтобы меня кто-то ждал. И был рад возвращению. Да и просто не быть одному. А Тисса милая. Пожалуй, ты и она – единственные, с кем я не чувствую себя… выродком.
Он хотел сказать другое, и мы поняли друг друга без слов. Его, думаю, презирают сильнее, чем меня. И не дают себе труда скрывать презрение. Сколько лет он терпит?
А надолго ли хватит меня?
Бороться. Доказывать, что я справляюсь. Ошибаться. И учитывать ошибки. Искать союзников. Снова и снова, день за днем противостоять всем тем, кто должен бы поддерживать нашу светлость.
Но у меня хотя бы есть ради кого воевать.
Грохочет барабан, и весла работают в слаженном ритме. Барк не летит, скорее шествует по морю, уязвленному светом. Стрелы солнца летят сквозь пробоины туч. И темнота тает.
– Урфин, – я знаю, что он не последует совету, но промолчать было бы нечестно, – забирай ее. Увези куда-нибудь… не знаю куда, но главное – отсюда.
– Пока не могу.
Рыцари не бегут от проблем. И не бросают друзей. Только воюют с идиотским упрямством, надеясь если не победить, то хотя бы выстоять.
Юго хотел бы оседлать резного жеребца, что украшал нос барка, но эта выходка привлекла бы внимание. И Юго сидит тихо-тихо.
Он старается быть полезным.
Дамы ценят. К ним вернулись утерянные было спокойствие и надменность.
– …и она предлагает мне взять ребенка! Под опеку, – говорит леди с узким лицом, чью некрасивость лишь подчеркивают пудра и румяна. – То есть раз я не могу родить сама, значит, можно подбрасывать мне всякое…
Разносят сладости и чай в пустотелых дынях, оплетенных серебряной сетью.
– …безумная идея переложить собственную ответственность… – Голос леди тих, она опасается быть услышанной, в то же время не желая лишать себя возможности выказать неодобрение.
– А я согласилась. – Толстуха берет печенье пальцами и, отламывая по крохотному кусочку, – в вырез платья сыплются крошки, – отправляет в рот. Ее губы накрашены, а на подбородке чернеет бархатная мушка-звезда. – Нельзя оставлять невинное дитя в этом гнезде порока.
Юго подает даме калебас.{71}
Пьет она, отфыркиваясь и вздыхая, словно сам процесс глотания требует от нее немереных усилий.
– И я согласилась. – Третья леди тиха, белолица. Она выглядит изможденной до крайности, но это лишь видимость. Юго уже успел ощутить, сколько силы в ее анемичных пальчиках. – Но мне отказали…
В очах – змеиная печаль.
Дамы вздыхают, сочувствуя несчастной…
Юго хохочет. Про себя.
И с поклоном спешит поднести веер. Ему нравится быть полезным. Главное – не выпасть из тени.
Кайя возвращается и молча обнимает меня. Он расстроен, но я спешу утешить. Свет еще остался на моих руках, и его хватит для двоих.
– Что случилось?
– Пока не уверен, случилось ли, но… возможно, мне придется тебя оставить.
Ох, как ему не по вкусу. Да и мне тоже.
– Когда?
– Сегодня-завтра станет ясно.
– Надолго?
Я не хочу, чтобы он уезжал. Мне будет страшно. За себя. За него тоже. Я не уверена, что справлюсь здесь одна. И вообще, что справлюсь.
– Пока не знаю. – Нежный поцелуй в шею в качестве утешения.
Нам не позволят остаться вдвоем надолго. И это тоже цена, которую я не готова платить, вот только выбора не остается. Кайя размыкает объятия и подает руку.
Нам пора.
В резной надстройке накрыты столы. И гости ждут. Наша светлость улыбается. Плакать в подушку мы будем потом, когда не останется никого, кто увидел бы слезы.
Играет музыка. И акробат, пытаясь удержаться на ногах, подбрасывает разноцветные кольца. Он корчит рожи, пугая шутов. Те с хохотом ныряют под столы. И дамы взвизгивают, краснея. Учись улыбаться, Изольда. Как Магнус говорил: петь всем назло.
И я пытаюсь.
Вечером корабль украшают бумажными фонариками. Свет отражается в воде, стирая ощущения верха и низа. Мы плывем в черноте, пытаясь сбежать от узкого серпа луны. Кайя снова исчез. И Урфин держится в стороне, словно понимая мое настроение.
