— Приветствую, почтенный тагга, — доброжелательно начал новый хозяин Парма. — Что привело тебя ко мне?
Присутствующие замерли в предвкушении очередной незабываемой беседы принца. О его своеобразной, если не сказать странной манере вести переговоры ходили уже легенды.
— Приветствую, твое высочество, — проскрипел старик. — Вот этот человек, твой казначей привел.
— Ах, да, — сказал Михаил, всем своим видом показывая, что запамятовал о такой мелочи. — Присаживайся. До меня дошли слухи, что ты постоянно требуешь денег. Это так?
— Да как же не требовать, твое высочество! — проскрипел еще громче Луренат. — Скоро по миру пойду, если мне не заплатят. Посмотри во что одет. В жалкие обноски.
Старик действительно был одет так себе. Но это почему-то наводило на мысли не о бедности, а о схожести старикана с одним из литературных персонажей, редким скупердяем.
— Почему же ты думаешь, что для тебя нужно делать исключение? — Михаил сделал вид, что гневается. — Все ждут полной суммы, и ты жди. В чем дело?
— Не могу ждать, твое высочество, — пробормотал тот. — Деньги нужны.
— Они всем нужны, — безжалостно отрезал принц. — А вот за то, что ты надоедаешь занятым людям, мы тебе вообще можем не заплатить. Совершенно ничего.
— Как же так? — испугался Луренат. — Да я и не надоедал вовсе. Так, спросил пару раз.
— Каждый день! — твердо сказал Михаил. — Каждый день ты приходил к моему казначею и требовал денег! А теперь еще отнимаешь время у меня, у наследного принца Ранига!
— Но, твое высочество, — забормотал старик, — ты же сам меня позвал…
— Не хочу ничего слушать, — отрезал тот. — Все. Ты остался без денег!
— Помилуй! — воскликнул старик.
— Все говорят «помилуй». Но с меня хватит! Ты остался без денег!.. Если только…
— Если что? — ухватился Луренат за соломинку.
— Если ты сделаешь то, что я скажу.
— Готов служить твоему высочеству всей душой и телом! — старик простер к Михаилу руки.
— Я заплачу тебе сто золотых.
— Но…
— Никаких «но»! Сто золотых, ты понял? Или ничего! Пятьдесят сейчас и пятьдесят после.
— После чего? — спросил Луренат. Было видно, что он уже предвкушает получение денег.
— После того, как ты женишься на девушке, на которую я укажу.
Старик остолбенел. Челюсть у него отвисла в полном смысле слова. Через несколько секунд, с трудом вернув челюсть на место, он промямлил:
— Но я не могу жениться, твое высочество. Не потому, что не хочу. Нет, хочу получить сто золотых! Но не могу… Не могу с женой… Ты понимаешь?
— Этого от тебя и не требуется, — мягко сказал Михаил. — Просто женись. А расходы по содержанию жены я возьму на себя. Она вообще будет отдельно жить. А ты лишь женишься, и все. И деньги твои.
Луренат думал недолго.
— Я согласен, — сказал он с жадным блеском в глазах. — Ты мне сейчас прямо дашь пятьдесят золотых? И когда же будет свадьба? Надеюсь, что скоро.
— Скоро, скоро, — успокоил его принц. — Ксарр, отсчитай ему.
Тот с недовольным выражением лица достал объемистый кошель, который всегда носил с собой, и начал вынимать оттуда монеты. Было видно, что он не считает Инкит настолько значительной особой, чтобы ради нее тратить полсотни золотых.
* * *
Накануне принятия решения о выдаче Инкит замуж Михаил провел два важных разговора. Первый из них состоялся с арестованным работорговцем Мератом, а второй — с купцом Варесеном.
Работорговец Мерат был доставлен на четвертый день после взятия столицы. Стража, посланная за ним вместе с безвинно пострадавшим зеленщиком, дома никого не обнаружила. Поэтому принц распорядился устроить там засаду. Работорговец был нужен ему, чтобы узнать, куда тот обычно сбывал девушек, которых кочевники захватывали в деревне Камор.
Птичка вскоре попалась. Ведь ворота города не закрывались. Новые власти демонстрировали свое радушие и гостеприимство, делая вид, что в столице ничего особенного не происходит.
Михаил решил лично допросить такого важного пленника. Это происходило в подвале дворца, в тюрьме, доставшейся от Миэльса по наследству. На этот раз там был лишь один заключенный.
Принц спустился туда вместе с Ференом и ишибами охраны Регеном и Антеком. Он часто общался с этими ишибами и ценил их исполнительность и расторопность, даже думал в дальнейшем дать каждому из них собственное подразделение.
Работорговец Мерат, как и описывал его ишиб кочевников, был совершенно лыс и время от времени сильно заикался. На вид ему было лет тридцать пять, и непонятно, отчего он облысел в таком относительно молодом возрасте.
— Откуда ты прибыл в Парм? — спросил принц арестованного.
— И-и-из Томола, — выдохнул тот.
— Не переживай, — успокоил его собеседник. — Если будешь откровенно отвечать на вопросы, то жизнь сохранишь точно. Когда ты начал заниматься работорговлей?
— Л-лет семь уже. Когда сгорел мой трактир.
— Вот как. А с кочевниками когда встретился впервые?
— Пять лет назад. Меня привел к ним Ганнер.
Имя Ганнера тоже было знакомо Михаилу — это был второй скупщик рабов у кочевников.
— А рабов куда обычно ты переправлял?
— С-самых красивых девушек мы продавали знакомым. Остальных гнали в Кмант.
Ферен оставался спокойным — работорговец говорил чистую правду.
— Ты умеешь писать?
— Да, — ответил Мерат.
— Вот что, напиши подробно, когда и кому вы отдавали рабов, купленных у кочевников. Меня интересуют имена и адреса, по которым этих людей можно найти. Не забудь также написать, где найти Ганнера. Припоминай каждую мелочь. Чем подробнее напишешь, тем лучше для тебя. У тебя есть сутки. Понял?
Работорговец быстро закивал.
— Пусть им потом займется Комен, — сказал Михаил Ферену, но так, чтобы арестованный слышал. — Если все напишет как надо, то его можно будет отпускать. А если что-то утаит, то… Комен придумает, что с ним сделать.
Когда он покинул подвал и вошел в свой кабинет для приема посетителей, то привычно бросил взгляд в окно. Там, над южной башней, висело в воздухе пять железных шаров. Провинившиеся ишибы исправно выполняли свою работу. Ему их было немного жаль. Ведь это очень непростое дело даже для ишиба: спать часа четыре в сутки, а потом работать, работать и еще раз работать. Но какой был у него выбор? Оставалось надеяться, что он скоро схватит Миэльса, и кошмар ишибов закончится.
— Твое высочество, к тебе пришел какой-то купец, — доложил Антек. — Говорит, что ты велел ему придти.
— А, припоминаю. Это наш бывший заключенный. Зови-ка его сюда.
