— Сколько мы простояли? — спросил я.
— Два часа, — отвечал Гоблин.
— Тогда можно малость отдохнуть.
Конвой должен был приотстать, пока не окажется в восьми часах пути от нас. Теоретически, он должен был подойти и застать пиратов на последнем издыхании, чтобы с легкостью перебить их, если нас уже не окажется в живых.
— Одноглазый! Что с их волшебником?
Ответ его звучал не слишком весело:
— Мы можем попасть в большую беду, Костоправ. Этот тип еще сильнее, чем мы думали поначалу.
— Вы пробовали его прищучить?
— Дважды. По-моему, он и не почесался.
— Если так, отчего же он держится в сторонке, а не прихлопнет нас?
— Не знаем.
— Может быть, нам стоит взять на себя инициативу? Попробовать выманить, наконец…
— А почему бы просто не разбить бревно и не продолжить путь? — спросил Мурген. — Мы их столько положили, что всем болотам на год оплакивать хватит.
— Не дадут, вот почему. Просто не позволят этого. Одноглазый, ты можешь отыскать их ведуна?
— Да. Только зачем? Я согласен с малышом. Ломаем бревно. Иначе могут напасть врасплох.
— Значит, врасплох? Ты, деревянная башка, как думаешь, для чего здесь это бревно? Зачем, по-твоему, я здесь остановился? Так. Ты можешь загнать такой маленький, багровый огонек ему в волосы?
— Ну, если надо… Где-нибудь через полминуты.
— Надо. Когда я велю.
Все это время я старался найти в нашем положении нестандартные параметры и, пожалуй, нашел. И теперь готовил интереснейший, хотя, возможно, смертельный, эксперимент.
— Ведьмак! Вы с Масло разворачивайте все баллисты на восток. Сбавьте натяжение на сорок процентов, чтобы бомбы не разбивались прямо в этом корыте, — С помощью Жабомордого я приказал Могабе собрать своих лучников на крыше рубки. — Когда Одноглазый обозначит цель, начинайте обстрел. Половина прямого угла, навесной огонь, траектория полуплоская. И бомб не жалеть, словно хотим сжечь все болото.
Отчаянно закричал пират, сорвавшийся с мантелета. Взбурлившая вода показала нам, что иглозубы знают, где лучше, и держатся поблизости.
— Давайте, все по местам.
Гоблин задержался возле меня.
— Похоже, я знаю, что ты хочешь попробовать. Надеюсь, потом об этом не придется жалеть.
— А чего надеяться? Если провалится, мы все — покойники.
Я отдал приказ. Одноглазый отправил в полет свою вешку. И тут же расцвел, распустился обстрел!
На минуту я даже решил, что мы накрыли этого лоха.
Внезапно на крыше рубки материализовалась Госпожа. Я сдвинул на затылок крокодилью голову.
— Эх-х, хо-ор-рош балаган, а?
Мох и кипарисы — словно разом взорвались.
— Ты что делаешь?
— Что, рядовой? Решила наконец приступить к несению службы?
Левая щека ее дернулась. Моя тактика была направлена вовсе не на пиратского колдуна.
Меж нас скользнула стрела — меньше чем в шести дюймах от наших носов. Госпожа вздрогнула.
Тут пираты, карабкавшиеся по мантелетам, наконец забрались наверх. С полдюжины тех, кого миновали стрелы лучников, прыгнули на крышу — и были тут же приняты на ощетинившиеся копья.
— Я устроил все так, что им остался лишь один способ разделаться с нами. — Здесь я дал ей секунду подумать. — У них имеется волшебник громадной убойной силы. Пока что он не высовывался. Ну, я просто сказал ему, что знаю, что он здесь, и постараюсь его накрыть.
— Костоправ, ты сам не ведаешь, что творишь!
— Неверно. Отлично знаю.
Госпожа, изрыгнув означавший сомнение эпитет, развернулась и удалилась.
— Жабомордый!
Бес немедля возник передо мной.
— Начальник, ты лучше надень назад свою крокошляпу. А то заклинание не убережет тебя от стрел.
При этих словах несколько стрел свистнули мимо.
Я надел головной убор снова.
— Ты сделал, что должен был, с теми штуками?
— Все в порядке, начальник! Я это отправил в такое место, которое не это место. Через минутку услышишь, как завопят!
Огонь среди кипарисов замерцал, будто задуваемая свеча. С десяток огоньков Одноглазого проплыли меж них — и просто исчезли. Ночь начала наполняться подавляющим ужасом присутствия колдовства.
Единственная оставшаяся искорка скользнула ко мне и закружила у пасти крокодильей головы.
Примчалась Госпожа:
— Костоправ! Что ты наделал?
— Я уже говорил: я знаю что делаю.
— Но…
— Что, пропали все твои игрушки из Темной Башни? Назовем это интуицией, любовь моя. Выводом, сделанным на основе неадекватной и разрозненной информации. Хотя играть легче, если уже знаком с партнером.
Тьма сгущалась. Исчезли звезды. Однако сама ночь блестела, словно отполированный кусок антрацита. Блики видны были повсюду, хотя никакого света не наблюдалось — даже с головы носовой фигуры.
— Ты ведь погубишь всех нас!
— С тех пор как меня избрали капитаном, вероятность этого существует. Она существовала, когда мы уходили с Курганья. Существовала, когда мы покидали Башню. И когда выходили из порта Опала. И когда ты присягала Отряду. И возросла до предела, когда я принял поспешное и умышленно жульническое предложение купцов Джии-Зле. Так что ты, подруга, не сказала ничего нового.
Что-то наподобие черных плоских камней заскакало по воде, выбрасывая в воздух фонтаны серебристых брызг. Гоблин с Одноглазым позорно бежали.
— Чего ты хочешь, Костоправ?
Голос ее звучал натянуто, точно готов был вот-вот лопнуть под острым лезвием страха.
— Хочу знать, кто командует Черным Отрядом. Хочу знать, кто принимает решения насчет того, кого брать с собой, а кого — нет. Хочу знать, кто дает солдатам Отряда позволение уходить на несколько дней, кто дает им право прятаться целую неделю, манкируя всеми своими обязанностями. А более всего хочу знать, в какие, собственно, авантюры и интриги теперь замешан Отряд.
Прыгучие камни продолжали приближаться, разбрасывая по сторонам серебро брызг. Все они стремились к барке.
— Кто же будет командовать, Госпожа? Я или ты? В чью игру мы будем играть? В мою или в твою? Если в твою — все твои драгоценности останутся там, откуда ты не сможешь достать их. А все мы отправимся к иглозубам. Сию минуту.
— И ты не блефуешь?
— Когда сидишь за столом с таким же, как ты сам, нет нужды блефовать. Просто ставишь все, что есть, и смотришь, заровняет ли.
Она меня знала. Она отлично знала, что варится в моей голове. И понимала, что я способен на эту игру, будучи вынужден.
— А ты переменился, — сказала она, — Стал жестче.
— Чтобы быть капитаном, надо быть Капитаном. Не летописцем и не ротным лекарем. Хотя где-то там, в глуби, кое-какая романтика еще дремлет. Ты могла бы пробудить ее — той ночью, на холме.
