— Ну и зачем ты мне это теперь говоришь?
— Мои грехи некому забрать, — задумчиво произнес Йен. — Но ведь можно раскаяться и попытаться начать жить по–другому. Правильно. Не ломая жизни другим. Я сказал тебе правду. Что с ней делать — решай сам.
Волоран молча поднялся и пошел прочь. Свистнул, призывая своего фадира. Скакун повиновался неохотно, его связь с человеком терялась, он уже мог бы и вовсе не подчиняться, но… он привык к этому двуногому, привязался…
И когда всадник забросил себя на могучую спину, благородное животное затрясло головой, выражая радость от встречи.
— Я думал назвать тебя Сингом, — поглаживая сильную шею негромко сказал Волоран.
И фадир согласно захрапел, притопнув капытом.
Синг. Неплохо. Ему нравится.
…Они добрались до места глубокой ночью. Черные горы на фоне серого неба казались кучевыми облаками. Перехлестье опустело. Громады храмов выглядели безжизненными и мертвыми. Люди покинули это место. Не все, но большинство. Волоран спешился, и хлопнул Синга по холке, отпуская. Но тот попрядал ушами и лишь отошел на несоклько шагов, давая понять, что улетать пока не собирается.
Волоран нерешительно стоял перед крохотным домиком с покосившимся резным крылечком. В одном из окон едва теплился свет. Из трубы вился тонкий дымок. У входа шумела листвой старая акация.
Когда мужчина толкнул дверь, та не скрипнула, но половицы жалобно застонали, угадав чужака. Милиана сидела на старом сундуке, завернувшись в одеяло. На столе над плошкой с водой, потрескивая, горела лучинка.
— Ты похудела еще сильнее, — заметил Волоран. — Что такое еда, помнишь еще?
Девушка вздрогнула, услышав его голос, и испуганно обернулась.
— Дэйн…
— Волоран, — поправил ее гсть. — Почему ты не ешь?
— Не хочу.
— Почему?
— Не хочу и все.
— Почему?
— Хватит!
— Что? Я задал простой вопрос.
Этот холодный голос заставил Милиану теснее закутаться в одеяло.
— Я не хочу есть.
— У тебя тут ничего нет, тебя звали обратно. Зачем ты осталась на Перехлестье?
Она запрокинула лицо, с ненавистью глядя в равнодушные глаза:
— Это не твое дело. Я несу свое наказание. Живу. А как — тебя не касается.
— Касается, пока я твой муж.
— Ты… ты… — она задохнулась. — Маркуса больше нет. Богов нет. Алтарей нет.
— В этом случае наказания тоже больше нет, — напомнил он ей.
— Ты мне не муж! И никогда им не был!
— Я ношу твое кольцо, — он тронул цепочку.
— Так сними! Что тебе нужно от меня? Зачем ты приехал?
— Сама как считаешь?
— Я… не знаю… — она спрятала лицо в ладонях.
— Йен сказал, ты любила меня. Это правда?
Тонкое тело дернулось, но девушка не отняла рук от лица.
— И выразила свою любовь, разделив ложе с моим братом.
Милиана еще раз вздрогнула и сжалась.
— Я не очень понимаю в чувствах, но разве это — доказательство любви?
И снова тишина.
— Брат считает, что ты болась за мою жизнь и не верила в мою любовь. Но вот я здесь и ты молчишь. Он просто не знает, что тебе гораздо приятнее упиваться жалостью к себе. И врать, что ты всю жизнь безответно любила меня, ведь в противном случае Йен и на порог тебя не пустит.
Милиана давилась всхлипами.
— Так я и думал, — Волоран отвернулся и направился к выходу.
За его спиной что–то зашуршало, а потом хриплый от слез голос произнес:
— Зачем ты пришел?
Не оборачиваясь, дэйн покачал головой, не отвечая. Магесса подавила желание разрыдаться и с трудом выговорила:
— Ты летел, чтобы услышать, что безразличен мне? Почти сутки в пути, чтобы убедиться, что я тут тоскую по Йену? Я тебя не отпущу.
— Что? — Волоран обернулся и замер. Ему показалось, он ослышался.
Милиана стояла напротив в одной лишь тонкой просвечивающей сорочке. Бледная кожа, выпирающие ключицы, худоба, граничащая с истощением.
— Что ты с собой сделала? — разозлился он. — Ты уже даже не жеребенок фадира, ты… просто жердь.
Она словно не услышала этих обидных слов и продолжила:
— Когда–то я сказала, что могу стоять перед тобой голой, а ты и бровью не поведешь. Помнишь, ты тогда ответил, что предлагал мне кольцо, собираясь сделать своей. Ну, так смотри. Вот она я. Во всей красе. Вызываю отвращение?
— Ты…
— Была ли я с твоим братом, мечтая о тебе? Да. Жалею ли об этом? Да. Осталась бы снова в келье Йена, после разрушения Клетки? Да. Я совершила много ошибок. Но одно сделала правильно — в ту ночь у меня хватило ума не убежать от него — нелюбимого, к тебе — единственному на свете. Потому что, если бы я это сделала…
Она прижала судорожно стиснутые кулаки к глазам и прошептала:
— Уходи.
Волоран стоял напротив и молчал. Некоторое время он просто смотрел на худую девушку в длинной сорочке, с растрепавшимися тяжелыми косами и одеялом, лежащим у тонких ног, а потом сделал шаг вперед и твердо сказал:
— Нет.
Конец
