Она не ответила, я подхватил ее на руки и понес в постель.
Утром мы завтракали, а я время от времени подходил к балкону и смотрел, как в повозку отца Дитриха, теперь уже Ульфиллину, впрягли лошадей, их подарил я, только бы эта сволочь побыстрее убралась. Сам Ульфилла поднялся на козлы и, размахивая руками, то ли удерживал равновесие, то ли зазывал народ, выкрикивал уже донельзя опротивевшим для меня голосом:
– Все труды человека – для рта его, но душа его – горе нам! – не насыщается. Однако скорее верблюд пройдет сквозь игольные уши, нежели богатый войдет в Царство Божие! Посему раздирайте сердца ваши, а не одежды!.. Входите в жизнь тесными вратами, потому что именно в погибель широки врата и пространен путь, и многие беспечно и легко идут ими! Но тесны врата и узок путь в достойную жизнь, и немногие находят эти дороги…
Все правильно, подумал я зло, но лучше убирайся подальше с глаз моих и вообще из Армландии. Не все истины – те самые, которым нужно следовать немедля. Коммунизм – прекраснейшая идея, да только не с тем говном строить, из которого состоит человечество. То же самое и с Царством Небесным. Верю, что построим, но если кто скажет, что можно забабахать в ближайшие десять лет… да пусть даже в сто, первым плюну такому в глаза.
– Не скоро совершается суд, – донесся истошный горестный вопль, – над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло… Но укрепитесь духом и бегите неправедности! И если ты вразумлял такого злодея, а он не обратился от своих дел недобрых, то он умрет в грехе и беззаконии своем, а ты спас душу твою и все-таки сделал мир лучше!
Давай-давай, святоша, поторопил я его мысленно. Достали твои проповеди. Знаем, проходили.
Наконец священник широким жестом благословил всех собравшихся, вдвинулся в повозку, и та сдвинулась с места. Кони бодро побежали рысью к воротам.
Я с облегчением вздохнул, чмокнул Лоралею, чувствуя как мучительно отрываться от нее.
– Дорогая, пришла пора великих дел. Я буду близко, если понадоблюсь – посылай за мной! Прилечу быстрее, чем на крыльях.
Она слабо улыбнулась.
– Мой лорд… делай то, что должен делать. И думай только о своей работе. Мужчина должен заниматься делом.
Я еще раз чмокнул ее в губы, потом целовал в глаза, щеки, лоб, шею, пока Лоралея со смехом не начала отбиваться и не вытолкала меня за дверь.
Весь день я в самом деле провел достаточно близко: метался по долине, где сэр Растер, Макс, барон Альбрехт и даже приобщившийся к хозяйствованию Бернард встречают прибывающие отряды. Я снабжал их командиров инструкциями и отправлял к Тоннелю. После окончания междоусобных войск в Армландии осталось множество людей, умеющих воевать, которых уже трудно заново приучить к сохе. Среди них нашлось даже множество безщитовых рыцарей, после войн не удалось отхватить ни клочка земли, зато под их рукой отряды таких же бездомных, разве что еще ниже рангом, закаленных в боях и походах.
Размышляя, как я использую этих пассионариев для первого удара по ту сторону Хребта, я вскочил наконец в седло. Зайчик повернул голову, в глазах веселое удивление.
– Домой, – велел я. – Скоро наскачешься вволю… Сам знаешь, на что я намекиваю!
Жаркий закат воспламенил облака, как кочевники поджигают стога сена. Небо затянуло ало-сизой пеленой огня и дыма, на землю пал грозный отблеск небесной битвы, а затем черная тень протянулась от стен и башен, затопив двор, как темной водой. Люди двигаются внизу по простору крепости почерневшие от солнца, с обнаженными плечами и руками. Кто-то вообще щеголяет голым торсом, где тяжелая работа вытопила жир, оставив только сухие мышцы, коричневые, как выбравшиеся из-под земли корни.
Я прошел в покои, крикнул весело:
– Лоралея!.. У меня хорошие новости!
В первой комнате пусто, я вошел в большую, где ложе, сердце дернулось и застыло. Легкий аромат свежей кожи Лоралеи, ее золотых волос… исчез. Огромное помещение вдруг показалось пустым и мертвым.
Я стоял оглушенный, в черепе бьется одна-единственная мысль: снова увели, украли… но как?.. Что я упустил? Что за такая могучая магия…
В коридоре кто-то бежал, громко топая тяжелыми сапогами. Дверь распахнулась без стука, без предупреждения. Моя ладонь метнулась к рукояти меча, но на пороге возник запыхавшийся молодой парень в одежде легкого воина. Я узнал разведчика из отряда сэра Норберта.
– Ваша… светлость, – прохрипел он, – ваша… светлость…
– Говори! – прорычал я.
– Леди Лоралея…
– Что с ней?
– Она… я был за крепостью, когда…
Я закричал:
– Говори быстрее!.. Бобик, ко мне!.. Мы сейчас в погоню… Кто ее увез, ты рассмотрел? В какую сторону?
Он сказал торопливо, все еще жадно хватая раскрытым ртом воздух:
– Она велела передать, чтобы ее не искали… Ее не увозят, она сама… умолила, чтобы ее увезли…
– Кто? – закричал я страшным голосом, по всему помещению затрепетали и пригнулись свечи. – Кто увез?
– Священник, – прошептал он виновато.
Тысячи образов промелькнули за доли секунды у меня перед глазами, прежде чем я прошептал самое невероятное:
– Отец Ульфилла?
– Леди Лоралея сказала, – проговорил он почти плачущим голосом, – что узрела истинный свет… и уходит в монастырь… отныне посвятит жизнь борьбе с Врагом…
На полдороге к двери я, воспламененный всесокрушающим гневом, ударился о незримую стену с такой силой, что в глазах потемнело.
– Ку… да… куда она…? Повтори!
– В монастырь, – повторил он виновато. – Это ее воля. Просит не разыскивать… Она ушла сама. По своей воле. Она станет невестой Христа.
Яростный свет померк перед моими глазами. Я физически ощущал, как из меня силой выдрали душу, а в оставшейся оболочке меня меньше, чем потеряно с ее уходом.
Он прошептал за моей спиной тревожно:
– Боюсь даже представить, какой святости может достичь такая чистая душа, как наша удивительная леди…
– Сплюнь, – ответил я мертвым голосом.
– Сэр?
– Ульфилла тоже… может.
