— Передам. И с Фиерой тоже поговорю.
— Как она? Я все подумываю, как бы поговорить с ней самому, но ей, похоже, не хочется со мной встречаться. Она избегает меня даже на ристалище.
— Она чувствует себя обманутой, и что бы ты ни сказал, сейчас это не поможет. Но ей придется справиться с этим, и рано или поздно она справится. С твоей помощью.
— Одно время я мечтал о ней. Ты знаешь.
— Знаю. И она знает, и Мегера. Но то было в другом мире.
Креслин кивает. Слова «в другом мире» звучат в его голове на протяжении всего пути из цитадели к конюшне. Меньше чем за два года весь Кандар изменился… неужели только из-за него и Мегеры?
Проходя через ристалище, Креслин примечает знакомую русую голову, быстро скрывающуюся в казармах, недавно построенных для новоприбывших стражей.
— Добрый день, милостивый господин, — воительница, обучающая младших стражей, салютует ему деревянным мечом.
— Добрый день.
Взгляд Креслина задерживается на дверном проеме, где только что исчезла Фиера. Он идет дальше по мощеному двору, словно пробираясь лесами Закатных Отрогов. Как будто путь его лежит к башням заката, где укрепились демоны света. Стражи пропускают его, раздавшись в стороны.
Мрачный, как буря, мечущая с небес громовые стрелы, он садится на лошадь, которая, чувствуя настроение хозяина, даже не подает голоса.
Лишь когда Креслин добирается до Черного Чертога и начинает расседлывать кобылу, Вола старается приободрить его ржанием.
— Все не так плохо, лошадка, — говорит он ей, вешая на место сбрую и бросая в кормушку одну из немногих оставшихся овсяных лепешек. — Нам всего-то и надо, что месяца этак за три переделать весь остальной мир. На, полакомься. Боюсь, следующая возможность представится нескоро.
Войдя в дом, Креслин останавливается возле кухни, ощутив присутствие Мегеры. Но обращается к нему не жена, а Алдония:
— Прошу прощения, милостивый господин, — говорит она из-за плотной, несмотря на два открытых окна, завесы пара, подняв глаза от горшка с супом. — Может быть, милостивый господин придумает что-нибудь насчет хлеба?
— В каком смысле?
— Да в том, что весь наш хлеб вышел, а где взять еще, я не знаю.
— И я не знаю. «Звезда Рассвета» вернется не раньше чем через восьмидневку, к тому же в Кандаре засуха, так что Фрейгру будет трудно раздобыть муку. Лидия говорит, что первый урожай маиса можно снимать через пару дней, но прежде чем молоть зерно, надо его еще и просушить.
— Так у нас и маисовой муки нет? Где ж это слыхано, чтобы даже богачи не имели маисовой лепешки!
— Нас едва ли можно назвать богачами, Алдония.
— Рыбаки считают тебя великим и могущественным господином, а кто я такая, чтобы спорить с людьми, бороздящими Восточный Океан?
— «Великий господин», — хмыкает Креслин. — Уж ты-то знаешь, что мы едим и во что рядимся. Нашлись «великие господа»!
— У людей и того нет.
— Знаю, Алдония. Знаю.
— А что ты еще знаешь? — спрашивает подошедшая Мегера. Волосы ее обернуты полотенцем, а тонкая голубая ткань так липнет к влажному телу, что у Креслина захватывает дух. — А… это ты точно знаешь. Не распаляйся, суженый, я устала. Денек выдался тот еще, один идиот… даже вспоминать о нем неохота. Но так или иначе мы лишились целого тигля цветного хрусталя, — она поправляет полотенце на голове. — Так все-таки, суженый, о чем шла речь? Что ты там такое знаешь?
— Что… что муки у нас почти не осталось, а у рыбаков ее еще меньше.
— А… — она поджимает губы. — Об этом и меня спрашивали. Вся надежда на «Звезду Рассвета». Когда ее ждать?
— Не раньше чем через восьмидневку. И надежда слабая.
— Послушайте, вы оба, — вмешивается Алдония, — сколько можно переживать из-за того, чему вы все одно не в силах помочь? Вот тебе, милостивый господин, лучше пойти да помыться — а там и за стол. Сегодня у нас наваристая рыбная похлебка и немножечко белых водорослей.
— О, они повкуснее бурых.
Мегера поднимает брови.
— Надеюсь, ты не возражаешь против десерта из корешков куиллы? — спрашивает юноша.
Она качает головой:
— Я пойду оденусь к обеду. Надеюсь, и ты, суженый, будешь выглядеть за столом прилично.
Мегера выплывает из кухни, а Креслин, ухмыляясь, направляется к умывальной. Побеспокоиться о завтрашнем дне можно будет и с его наступлением.
— Ну, теперь им конец. Те немногие деньги, что остались от казны Западного Оплота, не спасут их от медленной голодной смерти.
— Да, похоже, ты их прижал, — соглашается Гайретис.
— Думаешь, им удастся вывернуться и сейчас? Но как? Денег у них в обрез. А вот голодных ртов с каждым днем будет прибывать. Мы препятствуем торговле с ними, но не мешаем переселению на остров желающих, — Хартор облизывает мясистые губы.
— Их казна пуста, а цены на провизию мы подняли до небес. Засуха и запрет на торговлю доведут их до голодной смерти.
— А ну как они отправятся на восток?
— У них всего один корабль, способный пересечь Восточный Океан. А поскольку раньше этот корабль принадлежал Хамору, император вполне может пожелать вернуть свою собственность. — Хартор прикасается к амулету.
Гайретис устремляет взгляд в зеркало. Белый туман рассеивается, открывая стоящее на склоне холма поселение. Глаза мага расширяются.
— Хартор, ты только взгляни! — говорит он.
— А что там такого?
— Город, вот что! Настоящий город с новыми зданиями и с цитаделью в три раза больше, чем была старая крепостца герцога. И они понастроили все это меньше чем за год!
— А еще через год этот городишко будет заброшен.
Худощавый чародей вздыхает, и изображение в зеркале затягивается белым туманом.
— Вот уж не знаю. А вдруг Риесса устроит нам неприятности?
— Что она может сделать?
— Например, послать им снеди и денег.
— После всего того, что проделал Креслин с погодой, у нее самой закрома не ломятся от урожая. Много она послать не может, а то, что может, их не спасет.
— А если он построит новые корабли?
— Не успеет. Строительство судов требует времени.
— Похоже, у тебя на все есть ответ, — тихо произносит Гайретис. — Прямо как у Дженреда.
— А ты слишком много на себя берешь! Все тебе не так. Создается впечатление, будто этот Креслин тебя прямо-таки восхищает.
— Я просто стараюсь рассмотреть все возможности, — отзывается Гайретис, пожимая плечами и предпочитая не обращать внимания на вызывающий тон своего грузного собеседника.
— «Возможности»… Нет у него никаких возможностей! Против него ополчились недород, нехватка денег и весь мир. Что он может сделать? — Хартор умолкает и смотрит на зеркало. — Так вот, с ним все ясно, а вот… как поступить с тобой, это другой вопрос.
