– Но у тебя здесь не все, – вдруг заявила Оливейра, как только мы разложили на столе фотографии. – Ты не заметил этого?
– То есть? – не понял я.- Почему не все? Каждая плита сфотографирована, я специально нанимал фотографа, который работает в судебной экспертизе, Профессионал самого высокого класса…
– Я не об этом, – сверкнула глазами Оливейра. У нее были удивительные глаза. Голубые планетки в ярко-зеленых нимбах – вот какие это были глаза!
– Мы видели их – напомнил фон Готт.
– Нет, – возразил Микейрос, – вы их не видели. Их нужно было уметь видеть. Их мог видеть только тот, кому Оливейра Андеррас позволяла заглянуть в них. Ни у какой иной женщины я подобных глаз не видел. Так вот, Оливейра и говорит мне: «Ты показываешь мне фотографии плит, которые собраны на вилле. А я веду речь о том, что у тебя еще не собрана вся библиотека.
– Вся?! – изумленно переспросил я. – Тебе известно, сколько этих плит на самом деле?
Почувствовав, что опять сказала что-то лишнее, она осеклась на полуслове. Я все время ловил себя на том, что Оливейра порывается сказать больше, чем ей это позволено. Вот только что мешало ей говорить? Иногда мне казалось, что она ведет себя, как учительница младших классов, вынужденная объяснять своим воспитанникам какие-то элементарные вещи, чтобы постепенно подводить их к более сложным понятиям.
– Я буду помогать тебе, – только и ответила она. – И, конечно же, попробуем собрать всю их космическую библиотеку.
– Их? – вновь переспросил я, пытаясь ловить ее на словах.
– …А пока что, – не отреагировала Оливейра на мою ловушку, – взгляни вот на эти фотографии. Если сгруппировать их таким вот образом, не кажется ли тебе, что какой-то одной плиты здесь не хватает? А вот если соединить эти две плиты, сразу видно, что вырисовываются контуры Северной Америки. Правда, такой, какой она была еще тогда, в ИХ времена. А теперь взгляни вон на ту плиту. Видишь, разве не похоже на суперконтинент, увиденный из космоса? А теперь взгляни на эту плиту тот же суперконтинент, но что-то словно бы разламывает его из середины. Это древние географы продемонстрировали нам, как образовались латиноамериканский и африканский континенты, которые затем разошлись, уплыли друг от друга, чтобы оказаться по обе стороны Атлантического океана.
– И она говорила все, это, впервые рассматривая фотографии?
– У меня сложилосьвпечатление, будто она уже давно была знакома не с фотографиями, ясное дело, а с плитами, и даже с их расположением. Слишком уж легко находила те, которые ей нужны. Словно опытная карточная гадалка, отыскивающая в колоде карты одной масти. А всякий раз. когда я принимался за разгадывание криптограммы очередной плиты, она молча сидела против меня. Никогда ничего не объясняла, но я чувствовал, что кто-то словно бы подсказывает мне ключ к разгадке, направляет мои соображения в нужное русло. Когда же я оказывался в тупике, то беспомощно, как ученик на учительницу, смотрел на Оливейру. Мы встречались взглядами, и дальше все происходило, будто под гипнотическим внушением, под которым у человека с обычным интеллектуальным потенциалом вдруг открываются доселе не известные ему возможности.
– То есть вы допускаете, что Оливейра?… – спросил фон Готт. – Ну, что она могла быть?
– Нет-нет, – предостерегающе помахал руками доктор Микейрос, – У меня нет ни оснований, ни права утверждать нечто подобное. Будем считать, что она всего лишь вдохновляла меня. Испокон веков женщины владеют способностью творчески вдохновлять нас, не так ли?
Барон встретился с ним взглядом и почувствовал, что Микейрос говорит неискренне. Он, конечно же, имел свое мнение относительно того, какими именно знаниями обладала Оливейра, но не хотел акцентировать на этом внимание постороннего человека. Вопрос только: почему?
Задумавшись, фрегаттен-капитан не сразу обратил внимание на то, что доктор Микейрос вновь отвернулся. И внимание его снова было приковано к вершине горы Сан-Мигель. Теодор и Норманния тоже перевели взгляды на гору и вдруг четко увидели, что конус ее вершины озарен бледным, похожим на лунное, сиянием, в то время как сама вершина полыхала ярко-розовым пламенем.
Это длилось всего несколько секунд. Однако фон Готт хорошо различал и сияние, и пламя. В какое-то мгновение ему даже показалось, что это ожил давно потухший вулкан и расплавленная магма» подступившая к вершине кратера, вот-вот вырвется из тела горы, чтобы залить все вокруг, огненно поглотив и эту виллу, и само плато со всем его музеем небесных посланий.
– Что это было? – первой опомнилась графиня фон Криффер, и голос ее явно дрожал от волнения. – Что это в принципе могло быть?
– Где? – спокойно спросил Микейрос.
– Ну, там, на вершине? – повел подбородком фон Готт. – Что это за сияние? Ведь ни солнца, ни луны…
– Простите, – вдруг холодно и резко ответил доктор Микейрос, – не понимаю, что вы имеете в виду. Окутанная ночной мглой вершина горы Сан-Мигель – только и всего. – Но как изменился голос доктора Микейроса! Барону показалось, что он произносит эти слова, стоя где-то под сводами храма. – Совсем забыл: я ведь не показал вам свой настоящий рабочий кабинет, в котором я обычно занимаюсь… простите, – обратился к графине, – занимался расшифровкой плит и который обычно называл Лунным. Он на третьем этаже, в башенке. Там же находится и мой небольшой телескоп.
Один из охранников, которыйвременно ведал связкой ключей, открыл большим «крепостным» ключом металлическую дверь, ведущую в башню, а ключ сразу же вручил Норманнии.
– Библиотека моя внизу, – объяснил доктор Микейрос, перехватив удивленный взгляд фон Готта.
В кабинете не было ни одного шкафа с книгами, зато вместо них там находились шесть или семь прислоненных к стене плит, большая полка, ячейки которой были заставлены разноцветными папками, и застеленный чистым бельем диван. Но больше всего Готту бросилась в глаза одна особенность кабинета, низенький овальный стол красного дерева стоял около такого же сферического окна, которое, как показалось барону, было застеклено не обыкновенным стеклом, а каким-то прочным материалом, возможно, тем, из которого делают иллюминаторы в самолетах. Поэтому,садясь в низенькое кресло, доктор Микейрос, наверное, чувствовал себя так, словно оказывался за пультом летающего диска.
По крайне мере, самому Готту показалось, что он действительно находится в кабине космического корабля. Тем более что впереди, «прямо по курсу», в свете огромной луны, сиял нимб вершины загадочной горы Сан-Мигель.
– Когда вы решите заняться расшифровкой плит или почувствуете, что созрели для книги, работайте здесь, в Лунном кабинете. В нем царит какая-то особая, поднебесная аура. А еще – первую ночь в роли хозяев виллы я тоже советовал бы провести в Лунном кабинете. Хотя бы для того, чтобы не нарушать традицию. А я проведу ее в своей спальне. Теодор и Норманния вопросительно переглянулись и согласно кивнули: «Мы так и сделаем».
