– И таким образом приучили к нему? – несмело подсказала Норманния.
– Да? – удивленно глянул на нее Микейрос. – А что, достаточно точно определено: именно приучил. Знаете, у нее была какая-то особенная походка. Она шла с кувшином к водопаду… Всего лишь к водопаду, с кувшином… А казалось, что восходит на вершину священной горы – так торжественно она ступала. Бывало, сидим, молча, по крайней мере, я вижу, что губы ее не шевелятся, и все же явственно слышу, как она мысленно обращается ко мне: что-то подсказывает, утешает, успокаивает. Иногда случалось и такое, что мне вдруг открывалось течение ее мыслей, будто прослушивал их… записанные на магнитофонную ленту.
– Но было еще нечто такое, что еще раньше заставило вас решить, что Оливейра – не обычная женщина, – напомнил ему фон Готт, расшевеливая хворостиной поугасшие угли, - и что у нее был контакт с космическим разумом и его посланниками.
Микейрос поднялся со стульчика, на котором сидел почти у самого водопада, и очарованно посмотрел на вершину горы Санта-Мигель. Он стоял неподвижно, лицо его затвердело и стало похоже на ритуальную индейскую маску.
С гор поддувал холодный, пронизывающий ветер, но Микейрос, казалось, совсем не чувствовал его. А еще могло показаться, что там, на вершине, он что-то видит, однако то, что он видел – открывалось пока что только ему одному
– То, что я сейчас скажу вам, я не говорил еще никому. Никогда и никому – тихо промолвил Микейрос, все еще не отрывая взгляда от вершины Сан-Мигеля. – С одной стороны, и сам старался не задумываться над кое-какими фактами, суть которых загоняла меня в угол, с другой – не выяснял их у Оливейры, побаиваясь насторожить ее, расстроить, потерять… К сожалению, существовали темы, в которых она не допускала лишних вопросов. То ли не отвечала, даже если повторял их по нескольку раз, то ли ласково говорила: «Еще не время». Да, чаще всего я слышал от нее именно это: «Еще не время» – хотя, честно говоря, плохо понимал, что она, собственно, имеет в виду. А с другой стороны… эту виллу я приобрел еще до женитьбы на Оливейре, и коллекция плит уже тогда была довольно приличной. Вот только до появления Оливейры ни одной пиктограммы расшифровать мне не удалось. Я даже не знал, как к ним подступиться, как искать ключ к этому шифру.
– Следовательно, расшифровывала Оливейра? Или, по крайней мере, помогала вам? – смягчил фон Готт свой предыдущий вопрос, понимая, что он может показаться Микейросу некорректным, поскольку речь шла о репутации ученого.
И доктор Микейрос действительна несколько минут молчал, как-то беспомощно бросая на него и на Норманнию растерянные взгляды. То, что он собирался поведать сейчас иностранцам, относилось к тайнам, которые ему не очень-то хотелось разглашать. Однако же и молчать, по каким-то причинам, он уже тоже не мог: срабатывала потребность в исповеди.
– Если вы считаете, что это не подлежит разглашению, то все, что мы с этой минуты услышим, останется сугубо между нами, – попытался помочь ему фон Готт уже, хотя бы таким вот способом.
– Ну, почему же… – неуверенно возразил Микейрос, повернувшись, наконец, лицом к своим собеседникам. – Если вы и в самом деле намерены описать всю эту историю, причем сделать это правдиво, – то вы имеете право знать, хотя бы частицу того, что знаю я. Главное, до конца придерживайтесь этого принципа. А было так: в первый же вечер нашего знакомства, еще там, в горах, мы решили, что после восхождения поедем ко мне. Я привез ее в свой городской дом, намереваясь показать «Андское Гнездовье» только после того, как рабочие завершат ремонт. Замечу, что досталась мне эта вилла в совершенно запущенном состоянии. Однако уже на второй день Оливейра вдруг спросила меня, почему мы не едем в дом, где спрятаны «небесные послания». Меня это очень поразило, поскольку о загородной вилле я ничего не говорил: посещение ее должно было стать моим свадебным сюрпризом. А уж тем более, словом не обмолвился о плитах, к которым, честно говоря, в те времена относился, как к экзотической коллекции, не придавая им особого научного значения. Поэтому-то мне и в голову не приходило называть их небесными посланиями. Я вообще впервые слушал такое определение.
– Но она могла узнать об «Андском Гнездовье» и плитах от ваших друзей, соседей, сказала графиня, которую весь этот сюжет захватывал все больше и больше.
Она вдруг подумала о том, что ведь, при ином раскладе карт судьбы, эта вилла могла бы стать гнездовьем и для них с Теодором фон Готтом, который и в самом деле мог бы добавить к своим титулам Полярного Барона и исследователя Антарктики еще и титул исследователя священных плит.
– До того, как произнести эти слова, Оливейра ни с кем в городке не контактировала. А в альпинистском лагере, о вилле я не распространялся, У нас не принято было хвастаться роскошью; ведь народ там собирался, в общем-то, не из аристократических салонов. Словом, пораженный такой осведомленностью, я спросил Оливейру, от кого она узнала о плитах и вилле, но она лишь растерянно смотрела на меня и молчала. Мне показалось, что она попросту не знает, как объяснить мне, чтобы я все верно понял. Само собой разумеется, что на следующий день мы наведались сюда. Я показывал ей плиты и вдохновенно говорил о них как об одной из величайших тайн человеческой цивилизации. Потому что именно тогда, во время ее посещения, по-настоящему понял, что это действительно своеобразные небесные послания, Вот только особенного впечатления на Оливейру они не произвели. Наоборот, мне показалось, что она уже видела их; по крайней мере, осматривала их так, будто делала это в сотый раз.
– – И ты сумел расшифровать хотя бы одно из этих небесных посланий? – поинтересовалась она, когда мы закончили осмотр.
– Расшифровать? Думаешь, это так просто? – ответил я. – Нужен ключ. Необходимо иметь опыт дешифровки. Понять саму причину их появления. Выяснить, кто, какой народ, какая цивилизация их оставила.
Мы вернулись вдом, и я достал из сейфа плакат со снимками плит, К тому времени их было всего лишь около пятисот, зато все они уже были сфотографированы и пронумерованы. Так, по каталогу, легче было ориентироваться в этом собрании.
– Но у тебя здесь не все, – вдруг заявила Оливейра, как только мы разложили на столе фотографии. – Ты не заметил этого?
– То есть? – не понял я.- Почему не все? Каждая плита сфотографирована, я специально нанимал фотографа, который работает в судебной экспертизе, Профессионал самого высокого класса…
– Я не об этом, – сверкнула глазами Оливейра. У нее были удивительные глаза. Голубые планетки в ярко-зеленых нимбах – вот какие это были глаза!
