В крайнем случае, мир могли изолировать под щитами, чтобы Источник сам выжег все живое в нем, а после — просто потух, остывая, как стальной шар, вынутый из горна, остывает под горой песка. Но она, Геора, никогда не слышала о том, чтобы Хранители пытались спасти перегретый мир, ограждая как саму Сферу от Источника и пространства Бездны, в котором он расположен, так и уровень реальности, где обитают разумные. Это глупо, это опасно, это сложно. И самое важное — это надо делать изнутри. Они с Ульрихом не волновались о том, как покинут этот мир. Прорваться в Сферу через щиты, силой или разрушив их изнутри, а после, запросив подмогу, заново запечатать перегретый источник, как они это делают на Очищении. Но как выбирались те, кто закрыл этот конкретный мир? Как они выбрались, и выбрались ли вообще, если Бездна запечатана изнутри, а сама изнанка реальности кишит многочисленными тварями, которым нипочем смерть или боль? Что тут произошло?!
Пока Геора размышляла, руки привычно рубили тварей, что пытались до нее добраться. Шаг в сторону, удар, шаг вперед, добивание, удар, шаг в сторону, удар, еще удар, обновить щиты, добивание… Она продвигалась вперед со скоростью улитки, но сил было достаточно — главное, чтобы Ульрих дождался, она его вытащит.
Она была уже в плотном кольце из тварей, что пытались прорваться через оборону Хранительницы, когда пространство Бездны содрогнулось, почти застонало от боли разрываемой плоти изнанки реальности. Геора едва не пропустила смертельный удар — ее щит как раз в очередной раз истончился и одна из тварей, похожая на огромного ящера, бросилась в атаку, размахивая перед собой когтистыми лапами. Хранительница взмахнула горящими пламенем чистой силы клинками, рассекая чудище надвое, после чего посмотрела вверх. Там, где-то впереди, где остался Ульрих, материю Бездны пронзал огромный луч света, закручиваясь тугой спиралью, он сжимал вокруг себя пространство, грозя обрушить сам свод окружающего Ничто.
Геора знала это заклинание. Последний Вздох — сокрушительный удар, который наносил любой уважающий себя Хранитель, проигрывая в бою. Последнее средство, чтобы сдержать натиск противника, забрать своих убийц с собой. Если бы не купол призматического щита, что закрывал этот слой реальности и весь мир, словно крышка саркофага, этот луч вырвался бы в пустоту Сферы, оповещая прочих Хранителей о гибели их товарища и собрата.
Ульрих не справился, он не дождался ее, Геору, прибегнув к этому последнему средству, дабы уйти достойно, а не быть разорванным на части наступающей ордой, выкормленной на энергии местного Источника.
Геора закричала, почти физически почувствовав уход Ульриха. Они несколько лет служили вместе делу Хранителей. Нет, они не были близки, не стали друзьями, но между ними была особая связь. Связь того рода, когда тебе не обязательно видеть своего товарища в бою — ты просто чувствуешь, знаешь, что он сейчас делает. Ощущаешь его присутствие. И сейчас Бездна опустела. Путеводный огонек силы Ульриха, на который она шла, прорубаясь через полчища монстров, демонов и вовсе, неведомо каких тварей, сейчас погас. А тонкая нить, что была натянута между ней и старшим Хранителем в их паре, порвалась, как напряженная струна, оставляя лишь звонкие отголоски во внезапно возникшей пустоте. Ульриха больше здесь не было. Он погиб.
Хранительница взмахнула клинками, поднимая вокруг себя огненный вихрь, зачерпывая из недр собственной души, истощая и так полупустые камни ее костюма Хранителя, она сделала единственное, что сейчас могло спасти ей жизнь: нацелилась на второй призматический щит, что земной корой ощущался где-то внизу, под ногами.
Расчистив пространство на многие сотни шагов вокруг себя, Геора подняла энергетические мечи, и сомкнув клинки в одно светящееся силой копье, вонзило его острие в призматический щит, что установили Хранители прошлого, оберегая безымянный мир от буйства источника. Главное, чтобы этот участок Бездны соответствовал суше… Потому что окажись она сейчас посреди океанской глади, Геора обречена. Но думать было некогда. Вокруг зрели все новые и новые разрывы, из которых уже лезли новые твари. Пробить щит — и бежать прочь с изнанки, в реальный мир. Тем более, гибель Ульриха ничего не меняет, даже добавляет ее миссии новый смысл.
Она должна найти то, что осталось от Эдриаса, и разметать его на частицы. Отправить в окончательную Тьму, откуда не вернуться даже Хранителю его уровня. Иначе смерть Ульриха была напрасной.
Глава 7. Сладкие грёзы
Мы торчали в Нипсе уже месяц, но я был совершенно не готов как-то действовать. Куда нам податься? Что делать? Наступила осень, начались дожди, а штормы стали все чаще и чаще посещать мою родную гавань, так что даже поиски подходящего для Отавии судна превратились в пустое занятие. Сейчас от Лаолисы на север шли только самые жадные капитаны рабовладельческих судов, которые пассажиров если и брали, то крайне неохотно. Да и отпускать в такой компании Отавию было просто боязно.
Так что большую часть времени мы сидели по своим комнатам на постоялом дворе, хмуро переглядываясь за обедом и ужином.
Прибыли мы в Нипс инкогнито. Витати, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания южан, даже нацепила на шею ярлык рабыни-служанки, что было совершенно немыслимо. Но, как сказала сама винефик, нет ничего постыдного в мелкой военной хитрости — именно так она расценивала подобную маскировку. Кроме того, соответствие ожиданиям окружающих легко делает тебя невидимым — это я усвоил ребенком, а закрепил сие знание в Шамограде. Жетон мага я снял еще в Гоунсе, дабы капитан не считал нас слишком платежеспособными или важными, а по легенде я вместе со служанкой сопровождал дочь средней руки купца на родину матери, в Лаолису.
Той самой дочерью купца стала, очевидно, Отавия. Девушка вполне сносно справлялась с ролью кроткой, но привыкшей к более комфортной жизни девицы, а то, что она путешествует в компании всего двух слуг — так папенька ее не слишком успешный делец, так что и взять с нас было нечего. Впрочем, оружие я держал на виду, да и Витати прятала в своих широких восточных одеждах пару даг, так что нападения нам были не страшны.
Так мы и добрались до Нипса, который оказался удивительно маленьким, грязным и одновременно шумным городишкой. В моих воспоминаниях родной город был и больше, и чище, но ступив на доски пристани, я понял, как сильно Шамоград изменил мое представление о пространстве и людях. Северная часть дагерийской столицы, в которой я проводил большую часть времени, отличалась чистотой и сытым достатком. Нипс же не дотягивал даже до Двух Корон — района откровенно бандитского, пронизанного нищетой и безнадегой. Да, Нипс определенно был глухой провинцией, сейчас я это видел ясно и четко. А еще я понял, почему учитель столько лет прожил инкогнито на Лаолисе, свободно пользуясь своим настоящим именем, хоть и сбежал от Круга: не было ни единой возможности, даже самой призрачной, что тут нас кто-нибудь узнает. Мы буквально попали на задворки мира, где ничего не происходит, если не брать в расчет постоянно курсирующие туда-сюда корабли, набитые живым товаром.
Никто в родном городе не узнал во мне ученика мага и бывшего беспризорника. Жизнь в Шамограде сильно меня изменила, и внешне, и внутренне, так что от старого Рея, глуповато-наивного мальчишки, что таскал на невольничьем рынке бочки с водой и искал для окрестных фермеров коз, не осталось и следа. Сейчас я походил на молодого выходца из Гоунса, учитывая нашу легенду, а лица рабов местные даже не запоминали — слишком часто они тут менялись. Так что Витати разоблачение тоже не грозило. Отавия же выглядела как типичная северянка, но большую часть времени принцесса прятала волосы под платком или косынкой, так что и ее любопытные взгляды чаще всего обходили стороной.
По прибытию я порывался сходить и найти ребят, справиться, как у них идут дела, но уже к концу первой недели это желание поутихло. Живут и живут, я дал им даже больше, чем они могли вообразить, а как они распорядились подарком судьбы — их дело. У меня своих проблем хватает. Например, осторожные беседы и прогулки по Нипсу показали, что Осиора тут нет, и не было, а значит, мы либо прибыли значительно раньше учителя, либо я вовсе ошибся. О последнем думать категорически не хотелось, но тяжкие думы, а также бесконечные пасмурные дни, прибивали меня к земле, как тяжелые капли проливного дождя прибивают к земле тонкую траву.
